Красный кролик - читать онлайн книгу. Автор: Том Клэнси cтр.№ 44

Андропов хочет убить папу римского.

Зайцеву уже приходилось переправлять приказы о физическом устранении того или иного человека. Всего лишь несколько раз. КГБ постепенно отходил от этой практики. В последнее время участились провалы. Какими бы высокими ни были профессиональное мастерство и ловкость оперативных агентов, службы безопасности иностранных государств оказывались значительно умнее и более подготовленными. С бесконечным терпением они выжидали, словно затаившийся в засаде паук, ничем не выдавая себя, но стоило лишь КГБ пожелать смерти какого-то человека и заняться ее подготовкой, как тотчас же находились свидетели и улики, ибо на помощь шапки-невидимки, увы, можно было рассчитывать только в детских сказках.

Гораздо чаще через Зайцева проходили донесения о перебежчиках или тех, кто только подозревался в намерении переметнуться к врагу, — или, что было не менее страшно, о «двойных» агентах и сотрудниках, работавших на противника. Олег Иванович сталкивался с приказами, в которых тот или иной сотрудник отзывался домой для «консультаций», после чего, как правило, он уже не возвращался в страну. Какой именно удел ждал предателей на родине, никто точно не знал, — приходилось довольствоваться лишь слухами, от которых мурашки шли по коже. Одного офицера, заподозренного в измене, якобы живого бросили в печь крематория, чем в свое время занималось гестапо. Зайцев слышал, что эту жуткую расправу засняли на кинопленку: об этом ему поведали те, кто говорил с теми, кто видел тех, кто смотрел этот фильм. Однако сам Олег Иванович фильм не видел, как не видел его никто из его знакомых. Наверное, даже у жестокости КГБ есть свои пределы. Нет, в основном говорили про расстрелы — причем солдатам якобы приходилось стрелять по несколько раз, чтобы добить жертву, — или про выстрел из пистолета в затылок, чем в свое время развлекался сам Лаврентий Берия. А вот в эти рассказы верили все. Зайцев видел фотографии Берии, с которых буквально капала кровь. Да и Железный Феликс, несомненно, проделывал то же самое, попивая чаек с баранками. Именно при этом человеке понятие «беспощадность» приобрело новый, зловещий смысл.

И все же все сходились во мнении, хотя прямо об этом никто и не говорил, что Комитет государственной безопасности действует все более цивилизованно. Более тонко и изящно. Разумеется, предателей расстреливали, но только после суда, на котором им предоставлялась возможность объяснить свои поступки, а если они невиновны, доказать это. Оправдательных приговоров такие суды практически не выносили, но только потому, что государство преследовало исключительно тех, кто действительно был виновен. Следователи Второго главного управления КГБ считались самыми опытными в стране; и именно они внушали самый большой ужас. Считалось, что они никогда не ошибаются и их невозможно обмануть — и в этом они были равны богам.

Но только советское государство утверждало, что никаких богов нет.

Ну, значит, это обыкновенные люди, мужчины… и женщины. Всем было известно про так называемую «Воробьиную школу», где готовили агентов-женщин. Мужчины обычно говорили об этой школе с двусмысленными ухмылками и многозначительными взглядами. «Ах, как хорошо было бы попасть туда в качестве инструктора, или, еще лучше, инспектора!» — мечтали они. Да к тому же еще получать за это зарплату. Как не переставала повторять его Ирина, все мужчины — свиньи. «Но, — с сожалением подумал Зайцев, — наверное, неплохо время от времени становиться свиньей.»

Убить папу римского — но зачем? Он не представляет для Советского Союза никакой угрозы. Сам Сталин однажды пошутил: «Сколько дивизий есть в распоряжении папы римского?» Так зачем же убивать этого человека?

Даже резидент КГБ в Риме не советует это делать. Годеренко опасается политических отголосков. Сталин приказал убить Троцкого и послал в Мексику сотрудника КГБ, сознавая, что того за это преступление будет ждать длительное тюремное заключение. И сотрудник выполнил приказ, верный делу партии. Об этом героическом подвиге рассказывали слушателям Высшей школы КГБ, не забывая добавлять, что «в настоящее время мы больше не прибегаем к подобным методам.» Не называя прямо эти методы нецивилизованными. Да, действительно КГБ постепенно менял стиль работы.

Но так было до недавнего времени. До сегодняшнего дня. И даже резидент выступает против. Почему? Потому что не хочет, чтобы его ведомство — и его страна! — вели себя настолько нецивилизованно?

Или потому, что подобная акция станет более чем глупой? Потому что речь идет о чем-то неправом? Понятия «правый» и «неправый» были чуждыми для граждан Советского Союза. По крайней мере, в том смысле, в каком эти понятия воспринимались во всем остальном мире. Мораль в стране заменили соображения политической корректности. То, что служит интересам советской политической системы, достойно похвалы. Ну а все остальное… заслуживает смерти?

Но кто определяет, что есть что?

Люди.

Люди, не знающие моральных принципов в том смысле, в котором это понимают во всем мире. Для них не существует бога, который определил бы, где добро, а где зло.

И все же…

И все же в сердце каждого человека существуют врожденные понятия о добре и зле. Убить другого человека — это зло. На то, чтобы лишить кого-то жизни, нужны очень веские причины. Однако оценивают, взвешивают эти причины тоже люди. Тот самый человек, занимающий тот самый пост, обладающий достаточной властью, вправе принимать решение убить кого-то — почему?

Потому что так сказали Маркс и Ленин.

Именно так давным-давно определило правительство Советского Союза.

Намазав маслом последний кусок хлеба, Зайцев вытер им соус с тарелки.

Он сознавал, что подобные мысли являются опасными, очень опасными.

Советское общество не поощряло и, больше того, даже не допускало инакомыслия. Мудрость коммунистической партии не подвергалась критике.

И уж определенно не здесь. В столовой центрального управления КГБ никто и никогда не решался оспорить вслух правоту партии и отчизны, которой она служит. О да, изредка возникали споры по поводу тех или иных тактических приемов, но даже эти разговоры велись в рамках, более высоких и неприступных, чем кирпичные стены Кремля.

Зайцев размышлял о том, что моральные устои его родины были предопределены немецким евреем, прожившим почти всю свою жизнь в Лондоне, и сыном царского чиновника, который просто не очень-то жаловал царя после того, как его авантюрист-брат был казнен за попытку покушения на монаршую особу. Этот человек укрылся в самом капиталистическом из государств, в Швейцарии, а потом его переправили на родину немцы в надежде на то, что ему удастся свергнуть царское правительство, что позволит Германии одержать победу над своими противниками на Западном фронте во время Первой мировой войны. Все это мало напоминало великий план построения светлого будущего для всего человечества, начертанный божественной рукой, не так ли? Все то, что использовал Ленин в качестве модели преобразования своей страны — а через нее и всего мира, — он почерпнул из работ Карла Маркса, из работ его друга Фридриха Энгельса, а также из своих собственных взглядов на переустройство государства, главой которого он стал.