— Урою, — тихо сказал Антон.
— Как же! Ты еще историю с весами не забыл?
Антон побагровел и стиснул зубы.
Год назад, когда родное государство решило оснастить всех кассовыми аппаратами, Королев «круто договорился» с одной фирмой на Бирме о партии весов, совмещенных с кассами и стоивших неизмеримо дешевле других. Сделка обещала быть выгодной, всем подведомственным коммерсантам было сказано, чтоб те не ломали голову и спокойно ждали поставок. Весы пришли точно в срок, фирма была солидная и не подвела, все было новое, как и договаривались. Но тут обнаружился маленький нюанс, на который Циолковский из-за незначительности вопроса не обратил внимания, — весы мерили в унциях и фунтах, а кассы считали в двенадцатеричной системе. Поначалу никто и не понял, что это такое. Подумали, что приборы какие-то, фирма ошиблась.
Но не туг-то было.
Бригада потеряла двести тысяч долларов. Циолковский срочно вылетел на Бирму, устроил там дикий беспредел и был выкуплен из местной тюрьмы еще за пятьдесят тысяч. Бирманцы не одобрили действий «туриста», демонстративно поджигавшего офисы и автомобили и требовавшего от трех бизнесменов полтора миллиона долларов, называя это странным русским словом «предъява». За неделю, пока Королев был на свободе, он умудрился сговориться там с группой исламских террористов, пытаясь натравить их на несговорчивых коммерсантов. Как ему это удалось, никто не понял, ибо Циолковский, кроме русского, да и то со словарем, языками более не владел. Видимо, использовал рисунки и метод физического убеждения. Террористы не успели помочь Андрею, но очень приглашали в свой тренировочный лагерь в Палестине, восхищенные размахом действий русского «революционера» и его тонким пониманием корней социального неравенства.
— Набодяжит он вам, — заметил Денис, — а что он по существу хотел?
— Помнишь, ты говорил, что у тебя компьютерщик классный есть, с графикой работает?
— Ага, — развеселился Рыбаков, — Циолковскому уже левые акцизные марки понадобились! Не стареет душой ветеран! И быстро-то как! Не успел производство наладить, сразу думает о рационализации! Молодец! Может, ему еще клише для баксов сделать, чтоб два раза не ездить?
— Ему этикетки нужны, — насупился Антон, — он хочет свои фирменные напитки выпускать...
— Ты это кому другому расскажи. Циолковский небось уже вовсю пустую посуду по городу скупает. Ну, фирменные, конечно, будут, тут без базара! «Абсолют», «Смирнов» и далее по списку. Мэйд бай Циолковский, по лицензии Вартана Колорадского... В рекламе не нуждается! Выпил — и в больничку...
— Ну съезди, посмотри на месте, может, нормально все...
— Ладно, только не сейчас, к вечеру ближе. Мне надо к двум часам в центр, приятелю отцовскому помочь, он меня уже совсем звонками достал. К пяти я приеду, ты машину только приготовь, у меня нет своей...
— Тулипу позвоню, он свободен сегодня. А что, ты совсем тачку не хочешь? Вон, братва предлагала недавно, как Садист с Паниковским из камеры вышли, хотели скинуться и подарить. Неудобняк получается, ты их выручил...
— Их мы все выручили, — Денис подъехал к тумбе с телевизором, — вместе, я один ничего бы не смог... А машину пока не хочу. Да и прав у меня нет... Жене купил, и ладно... А братаны мне все «кабана»
[65]
или «утконоса»
[66]
всучить хотят. Престижно, говорят...
— Возьми другую, выбор есть...
— Не хочу я. Вон Ксанка ездит, и хорошо.
— На какой хоть машине? А то я не видел ни разу.
— На «Тойоте». «Бычара» по-вашему...
* * *
К Абрамовичу Денис опоздал минут на десять. Того почему-то дома не оказалось, и жена, Агата Соломоновна, попросила чуток подождать — Григорий Мульевич пошел в гараж. Через полчаса он явился со своим племянником Левой и сообщил, что решил не терять времени и сразу ехать выставлять часы в магазин. Денис согласился.
Часы погрузили в серый «Москвич», стараясь не повредить ни обивку салона, ни саму вещь. По дороге в магазин Абрамович горестно рассказывал, что только нужда заставляет его продать семейную реликвию, и он скромно надеется получить за нее тысяч двадцать пять, необходимых для приобретения квартиры сестре жены вместо сгоревшего дотла дома. Денис сочувственно кивал, племянник заявлял о том, что и он приложит все силы, чтобы тете Циле было хорошо, надо будет — продаст свою фирму. Благополучие тетушки важнее.
Подъехав на место, Денис с Левой стали выволакивать «ценность» из машины.
Абрамович суетился вокруг, мешая всем и причитая о разрывающей сердце тоске по виденному в последний раз предмету его многолетней заботы. Денис тихо матерился. Происходящее напоминало еврейский анекдот в плохом исполнении.
Наконец часы занесли в зал. Григорий с Левой стали обозревать стенды, вышедший директор отвел Дениса в сторону.
— Сколько они хотят? — тихо спросил он.
— Двадцать пять, — так же тихо ответил Денис, — а почему шепотом?
— На футболе вчера был, горло болит...
— А-а, — Денис улыбнулся. Юлий Николаевич был страстным болельщиком. — Ну как?
— Два — ноль. Опять проиграли... Двадцать пять — нереально. На руки — штук пятнадцать, я их за тридцатник могу выставить, да и то сомневаюсь...
— Слушай, Юлик, выстави, как он просит, а продадутся или нет — его проблемы. Мне в этом интереса нет...
— Ладно, сейчас оценщик выйдет, оформит, — пожал плечами директор. Денис оглянулся, но Абрамовича с племянником не увидел.
«Курят на улице», — подумал он.
Вышел оценщик, долго вздыхал, осматривая часы.
— Молодой человек, видите, часть бронзы утрачена...
— Вижу.
— И трещина на постаменте, чтобы потом претензий не было.
— Не будет, — пообещал Денис.
— Сколько Юлий Николаевич ставить сказал?
— Двадцать пять тысяч зеленых на руки.
— Пятьдесят в продаже? Тяжело будет, если только на дурака...
— Пусть будет на дурака, — согласился Денис.
— Давайте паспорт и пойдемте в кабинет...
— Сейчас, минуточку, принесу документ, — Денис направился к выходу.
Но на улице не было ни «Москвича», ни Абрамовича. Денис прошел метров сто туда и обратно от входа — владелец часов будто испарился.
«Что за черт», — подумал Рыбаков и снял трубку телефона-автомата.
— Агата Соломоновна? Денис Рыбаков на проводе, — обычно вежливо представился он, — я в магазине, а Григорий Мульевич делся куда-то, вещь выставлять надо...
— Ой, а он тебя не предупредил?
— Нет.