Красный свет - читать онлайн книгу. Автор: Максим Кантор cтр.№ 97

– Иди вперед, – сказал Жидок, – а мухлевать станешь, я тебя – гранатой. От нее заговора нет.

– Пошутил я, товарищ. Куда же я вас, моих дорогих, заведу – мы же с вами земляки. Мы ведь друзья с вами.

И шли дальше. Только Мишка сказал Ракитову:

– Ты у него одежу проверял? Он с оружием?

– Ранкей его пощупал. Вроде чисто.

– Думаешь, не заведет?

– Так мы ведь сами с головой. Пока верно идем.

И опять шли долго, впереди – солдат, за ним Мишка, дальше все остальные. Спустился солдат с пригорка – и пропал. Мишка Жидок вертел головой во все стороны – нет Кота, потом Кот вышел из-за ели.

– А ты, – говорит, – уже испугался. Думал, я вас бросил, убежал.

– Куда ты убежишь, лес кругом.

– Много мест имеется. Ты сейчас на болоте стоишь, а того не знаешь. Иди правее, а то лед треснет – и поминай как звали.

Мишка взял правее, опять пошли узкой тропкой, впереди солдат. Опять солдат обернулся, глазом – зырк:

– Тебя почему Жидком зовут? Ты что, еврей?

– А тебе что за дело?

– Так спросил.

– Евреев не любишь?

– Просто интересуюсь. Не хочешь – не отвечай.

И шли дальше. Прошли овраг, в котором под снегом – окоченевшие тела. Они снег отгребли – а там русские мужики лежат, старики деревенские. И убиты все пулей в затылок. Значит, деревня недалеко, а в деревне немцы: вывезли мужиков из деревни километра за три – расстреляли, в овраг свалили. Назад идти? Солдат посмотрел на убитых – сказал, что давно убили, может, месяц назад. Окоченели в мороз. Как каменные. Стало быть, немцев уже, наверное, здесь нет – с тех пор фронт туда-сюда двигался. Ну что, дальше идем? Ракитов подумал, сказал, что прямо они не пойдут – свернут. Решили пойти в обход, от оврага забрали в лес, глубоко ушли. И шли полночи. Ушли далеко. А среди ночи за ними увязались волки. Волков было трое, большие, бурые – шли за ними след в след, не выли. Терпеливые волки. Желтоглазый солдат подошел к волкам и сказал им что-то шепотом – волки подумали и ушли.

– Тоже ведь ребят жалко, – поделился Кот, – мерзнут собачки. И корма им мало, все солдаты съедают.

– А ты волкам что сказал?

– Сказал, чтобы по нашим следам возвращались. Часов пять пути. А там мертвые лежат. Поглодать кости можно.

– Ну ты даешь! А как ты с ними говоришь?

– Шепчу, бормочу – звери заботу понимают.

Шли всю ночь, рассвело. Они дошли до деревни Мешки, еще приблизились к Ржеву.

В деревне Мешки их пустили в избу три женщины, старуха – и две бабы помоложе.

– Вы, барышни, кем друг дружке приходитесь?

– А мы сестры родные. Ты садись, милый человек, отдохни, – старшая сказала; старая бабка, лет семьдесят ей, баба Соня.

– К печке садись, – средняя сказала, ее звали Муся. Угловатая, ключицы торчат, руки как сучья; ну и жизнь у них, подумал Ракитов.

Самой младшей сестре, Зинаиде было сорок лет. Она сидела на широкой лавке, куталась в платок. Ракитову сказала так:

– Старшие сестры велели за тобой ухаживать. Давай постираю тебе.

Ракитов удивился:

– Когда это они сказали?

– Когда вы к избе подходили.

– В темноте нас увидели?

– Тут в лесу всегда темно. Мы привыкли, все видим.

Ракитов сел рядом с ней на лавку:

– Давай лучше я о тебе позабочусь.

– Это как?

– Муж твой на фронте, – сказал Ракитов, – хочешь, я тебе мужа заменю?

– Нету у ней мужа, – старшая ответила, баба Соня.

– У такой красивой мужа нет! Непорядок.

– Где мужчину взять, пусто вокруг. Мужики в городах живут.

– Значит, в городе искать надо.

– В город нам ходить не след, там люди чужие.

– Фашисты, что ли?

– Теперь фашисты.

– А ты фашистов-то видела, бабка? – Ранкей спросил.

– И смотреть не хочу, милый. И нечем смотреть. – Ранкей только сейчас понял, что бабка слепая. Глаза у нее были прозрачные, голубые, почти белые, и смотрели пусто, странно.

– Прости, баба Соня, не хотел тебя обидеть.

– А на что тут обижаться, милый? Что мне надо, вижу.

– Что ты видишь, баба Соня?

– Друга твоего вижу хорошо. – Бабка повернула незрячее лицо в сторону Кота.

Солдат Кот отвернулся, неприязненно махнул рукой.

– Еще порчу наведет, – сказал Кот, – слышал я про таких бабок. Сглазят, а потом на тебя дерево упадет.

– Как она тебя сглазит, если она слепая?

– Слепая! Притворяется. Все видит, ведьма.

Солдат завернулся в шинель и лег на полу. Он старушечьей еды он отказался:

– Подмешали, может, чего. Съешь такое варево, а потом ноги-руки отнимутся.

– Зачем им нас травить?

– Ведьмы лесные. Тут такое часто бывает.

– Где им отраву взять? Снег вокруг. Травы нет.

– Я лесной человек, такие вещи чую. Корни всякие варят. Ты про такие корни даже не слышал. Осторожным надо быть.

Однако Ранкей с Ракитовым поели плотно, а Мишка Жидок даже попросил:

– Можно добавки взять?

– Ешь на здоровьечко, – средняя сестра сказала, налила в глиняную плошку еще своей еды.

– Что вы туда намешали? – спросил Жидок. – Вроде и не мясо, и не морковка, не пойми что. А вкус есть.

– А такая у нас мешанка, мешаем все подряд. Что найдем в лесу, то и перемешиваем.

– Вкусно!

Они легли спать на полу, причем солдат лег у самой двери.

Ночью Ракитов встал, прошел меж спящих товарищей, пересек избу, лег на лавку к Зинаиде. Откинул одеяло – укрывались сестры тепло, овчинной старой полостью – и потрогал теплую спящую женщину. Он давно не трогал женщины, несколько недель уже, и для него это был большой срок.

Ракитов провел жизнь в неуклонной праздности, наслаждаясь забавами преступной среды. В числе прочих удовольствий были женщины, Ракитов относился к женщинам утилитарно. Нинки и Вальки столичной малины нетребовательны, отношения с ними просты. Ракитов кривился, когда видел пары, идущие под руку, – воркующих влюбленных презирал. Нинка и Валька могли рассчитывать на деньги, на снисходительное отношение – но недолго. Ракитов связи не длил, с барышнями никогда не разговаривал, полагал, что женщины глупее мужчин. В отличие от иных ловеласов, он никогда не говорил комплиментов, не целовал женщин, просто задирал подол и лез рукой в промежность. Как у всякого циничного человека, у него имелись простые приемы – как расстегнуть платье, погладить коленку, забраться рукой под юбку. Ракитов лег рядом с Зинаидой, провел рукой по ее груди – грудь была плоская, костлявая, как у мальчика.