Все четыре года, что существует наша команда, мы строжайшим образом соблюдаем эти правила. Это было интересно, все равно как придумывать правила новой военной игры. Иногда немножко обременительно для нервов, но какое же это удовольствие, если ему не предшествует сильный напряг? А я, Жорж Лион, образец спокойного и уравновешенного человека, бесстрастный игрок в покер, парень, на которого можно положиться, вот-вот сломаюсь, точно салага. Галлюцинации — вот что у меня было, галлюцинации… И тем не менее я должен все выяснить… Но сейчас мне нельзя возвращаться в Брюссель. Я должен сидеть здесь и не рыпаться.
Вошла улыбающаяся Марта. Она уже была одета.
— Можешь отвезти меня в город? Я должна заехать в «Сокс».
«Сокс» — это известная галерея, специализирующаяся на искусстве исчезнувших цивилизаций. Ее владелец старик Эдмон Таннер, очаровательный человек с великолепными манерами, высоко ценит эрудицию Марты, а его жена Лили очень с нею сдружилась. Я коснулся щеки Марты:
— Хочешь пообедаем вместе?
— Не могу, я уже обещала Лили, что обедаю у нее. Ты же вечно занят.
— Тем хуже, я утоплю свое горе в алкоголе в компании доступных женщин.
— А тебе не кажется, что с алкоголем тебе нужно быть чуть-чуть поумеренней?
— Так точно, капитан!
Мой жизнерадостный тон мне показался несколько фальшивым, но Марта пожала плечами и отправилась в ванную.
Я отвез ее в город, потом поехал в свою призрачную фирму, занимавшую две комнаты в промышленной зоне на самой окраине, но тем не менее там имелись стол, кресло, телефон, сотни книг и боксерская груша. Надо же чем-то заполнять время. Мисс Штрауб жила в однокомнатной квартире в доме по соседству, но меня она ни разу не видела. Наши соглашения в свое время были заключены посредством переписки «до востребования», и даже жалованье я посылал ей почтовым переводом.
Я сбросил пиджак, снял рубашку и, голый до пояса, принялся отчаянно лупить добрую старую грушу. Потом стал отжиматься, а затем перешел к серии других упражнений, помогающих поддерживать себя в форме. Когда я взглянул на часы, было уже почти двенадцать. Я принял душ, после чего достал из сумки сандвич с курятиной, приготовленный моей заботливой женушкой. Из сумки выпала визитная карточка. Я поднял ее: на ней моим почерком было нацарапано число и время. Черт возьми! Я сказал Марте, что в восемнадцать часов заеду за ней в кондитерскую, что рядом с галереей «Сокс», совершенно запамятовав про милейшего доктора Ланцманна. Я еще раз взглянул на карточку. Да, мне назначено в семнадцать тридцать на сегодня.
Доктор Ланцманн — это мой психоаналитик. Высокий, худой, очки в металлической оправе, светлые глаза, плоский живот, тонкая улыбка — одним словом, облик аскетического интеллектуала. Я познакомился с ним после катастрофы, в которую попал в 1985 году. Точнее, 25 мая 1985 года. До сих пор не могу понять, почему мой черный «фольксваген» вылетел за ограждение на извилистой дороге в швейцарской Юре. В живых я остался чудом. Моему пассажиру, который путешествовал автостопом, повезло меньше: он сгорел, обуглился.
В клинике обязанность Ланцманна заключается в оказании психологической поддержки тяжело раненным и неизлечимым больным. В каком-то смысле он должен облегчать их последние мгновения. Все они там были уверены, что я не выкарабкаюсь. Почти две недели я лежал в коме. А придя в себя, нес чудовищный бред, не понимал ни где я, ни что со мной произошло. Ланцманн мало-помалу вернул меня к реальности. Мы прониклись симпатией друг к другу. Я оценил его несколько холодноватый юмор. Поскольку у меня было много свободного времени между «делами», я решил, что будет невредно воспользоваться им, дабы прийти в согласие с самим собой. К тому же это давало мне возможность поговорить с посторонним человеком. Но при всей своей симпатичности доктор Ланцманн принадлежит к тому типу людей, отменить встречу с которыми можно разве что в случае всеобщей мобилизации.
Я решил позвонить Марте и извиниться. Не задумываясь, машинально я набрал номер ее матери и услышал гудок. В тот же миг я спохватился, хотел нажать на рычаг, но там сняли трубку. Не намеренный вступать в разговор со старой драконшей, я поспешно произнес:
— Извините, кажется, я неверно набрал номер.
— Жорж! Это я. Лили в кухне. Я тебе так сильно нужна?
— Марта? Да нет, просто я не смогу заехать за тобой: у меня встреча, которую невозможно отменить.
— Тем хуже, я найду кого-нибудь, кто меня подвезет. Ладно, пока. Меня зовет Лили.
Совершенно огорошенный, я положил трубку. Каким образом моя жена отвечает мне из дома матери, находясь у Лили? А может, я автоматически набрал номер Лили? Нет, исключено, я же не помню его на память. Или их номера так похожи, что я по ошибке набрал нужный? Я тут же достал записную книжку, оправленную в черную кожу, подарок Марты; что называется, и рядом не лежали. Сделав глубокий вдох, я набрал номер Лили. Марта подняла трубку на втором гудке.
— Да?
Не произнеся ни слова, я разъединился. Доктор Ланцманн может быть доволен. Я смогу ему рассказать массу потрясающих вещей. И среди прочего то, что благодаря его лечению я по-настоящему свихнулся.
Я возвратился к груше, надел боксерские перчатки и молотил ее до тех пор, пока плечевые мышцы у меня не стали свинцовыми. Не чуя себя от усталости, я рухнул в кожаное кресло.
Я позвонил Штрауб. Есть сообщение. 08567 от 23567. 23567 — это наш опознавательный код, 08567 — шифр срочности. Что-то у нас дает осечку. Я почувствовал, что становлюсь спокоен, слишком спокоен, холодно спокоен, что обычно предшествует каким-нибудь крупным неприятностям. Я снова позвонил Штрауб и назвал ей номер, чтобы она сообщила его любому 23567, который выйдет на связь. После чего оделся и прошел к телефонной кабинке на углу улицы. Сел на поребрик, развернул газету и стал ждать. Было пятнадцать ноль два, и до семнадцати ноль-ноль, когда мне нужно будет отправляться к Ланцманну, времени у меня навалом. Правило номер один: в случае тревоги главное — ничего не менять в своей привычной жизни.
В шестнадцать пятьдесят зазвонил телефон в кабине. 23567 получил мое сообщение. Я зашел в кабинку и снял трубку. Среди шорохов прозвучал далекий голос Макса:
— Это ты, Атос?
Идея присвоить нам псевдонимы из «Трех мушкетеров» пришла в голову Филу. Я счел это немножко нелепым, но решил не раздражать его, понимая, что эта одна из немногих книг, которые он прочел за свою жизнь. Максу, смахивающему сложением на ярмарочного борца, единодушно присвоили имя Портос. Бенни со своей аристократической внешностью, хотя его отец работал на консервном заводе в лондонских доках, естественно, стал Арамисом. Фил за его непритязательность был окрещен д'Артаньяном. Ну а я унаследовал имя Атоса.
— Атос? — снова раздался голос Макса.
Я ответил:
— Да, это я. Что случилось?
— Похоже, у д'Артаньяна неприятности. Он мне позвонил. Он простыл. И отправился полечиться. И знаешь что? Он лишился башлей, которые я ему одолжил. Какие-то хмыри наложили на них лапу. Ты меня слышишь?