Да страшатся и да трепещут вас
все звери земные,
и все птицы небесные,
все, что движется на земле,
и все рыбы морские;
в ваши руки отданы они.
Все движущееся, что живет,
будет вам в пищу;
как зелень травную даю вам все.
Бытие, 9, 2-3
Люди, земные вши, вязкая нечисть.
Аполлинер. Найденные стихи.
ГЛАВА 1
Поднялся ветер, взвихрив водоворот охристой пыли. Роман натянул шарф на исхудавшее, изможденное лицо. Было самое время вернуться в лагерь, пока песчаная буря еще не разбушевалась и не погребла все под слоем песка, острого и колючего, как пчелиный рой. Он стал спускаться с холма, куда забрался, чтобы полюбоваться живописной панорамой. Из-под стоптанных сапог скатывались мелкие камешки.
С этого места, у подножия Хорасанского хребта, «там, где встает солнце», можно было различить Деште-Кевир, Большую соляную пустыню, которая вместе с Даште-Лут, пустыней Лут, одной из самых горячих в мире, покрывает около четырехсот тысяч квадратных метров Центрального иранского плато. В древности ее пересекал караванный путь, но и в наши дни маршрут этот был трудным и весьма впечатляющим. Это подавляет неприступностью и одновременно поражает красотой, подумал Роман, пряча блокнот с зарисовками в карман выцветшего от жары и песка походного плаща.
Ветер усиливался. Опять придется сидеть в палатке, не высовывая носа, пить чай и слушать, как песок хлещет по жесткому промасленному полотну.
Покинув Монголию двумя месяцами ранее, экспедиция, финансируемая Фондом Камерона Ллойда, следовала древними путями бронзового века, чтобы собрать как можно больше свидетельств о том, что собой представляли миграция населения и торговые пути в конце эпохи неолита, то есть приблизительно пять тысяч лет тому назад.
Роман, будучи страстным любителем археологии, участвовал в экспедиции в качестве специалиста по материально-техническому обеспечению (гражданский аналог военного интенданта). Пятнадцать лет странствий по Центральной Азии научили его кое-как изъясняться, помимо русского и китайского, немного по-персидски, узбекски и таджикски, что было здесь отнюдь не лишним.
Он с облегчением потянулся во весь свой достаточно скромный рост (метр семьдесят пять), затем привычным жестом ребром указательного пальца потер плоскую спинку неоднократно ломанного носа. Он чувствовал себя совершенно разбитым, вдобавок очень хотелось пить. Немедленно ужинать!
— Босс! Босс!
К нему бежал Омар.
— Indjo! Indjo! Zud! Сюда, сюда, скорее!
Молодой человек, один из двух миллионов беженцев-афганцев, оказавшихся в Иране, широко размахивал на бегу руками. Роман вздохнул и пошел в направлении человека в капюшоне. В свои двадцать четыре Омар отличался энтузиазмом и неиссякаемой энергией. Роман, хотя и сам находился в приличной физической форме, ощущал, что его собственные суставы все-таки в два раза старше.
Омар, которого из-за поднявшегося песка почти не было видно — только черные-пречерные глаза под густыми бровями, — держался возле скалистой кромки; согнувшись пополам, он тыкал пальцем в глубокую впадину. Роман быстро подошел к нему и молча склонился рядом: лишний раз открывать рот было нецелесообразно, пыль проникала повсюду.
Камни. Выходит, Омар побеспокоил его только ради этого. Охристые параллелепипеды, плохо отесанные, размером приблизительно пятьдесят сантиметров в высоту и двадцать в длину, выложенные полукругом. Дело рук каких-нибудь кочевников, без всякого сомнения. Одно из тех посланий, которые погонщики верблюдов оставляют друг другу на местах стоянок, что-то вроде каменных пирамидок, которыми пользуются и европейские любители пеших походов. Для очистки совести Роман все-таки подошел и опустился на колени. Под слоем песка и обломков на первом же блоке можно было разглядеть какие-то насечки. Он обмахнул камень шарфом, который когда-то был из дорогого шелка-сырца, обнажив беловатую, почти прозрачную породу. Удивленный, Роман продолжал натирать его, Омар, тоже включившись в игру, счищал пыль с соседних камней, а затем, весьма довольный, выпрямился, произнеся: zebo. Красиво.
Пять параллелепипедов, напоминающих гигантские леденцы. Роман снова склонился над первым. Ну да, это действительно насечки, равномерно расположенные по ту и другую сторону центрального ребра. Вытащив записную книжку, он зарисовал орнамент, затем перешел к следующему блоку. И там тоже насечки по обе стороны ребра, чередование параллельных бороздок и маленьких круглых лунок. Он отметил, что параллельные бороздки, черточки длиной сантиметра четыре, были то горизонтальными, то наклоненными вправо или влево. На каждом из этих странных белых камней была нанесена серия одинаковых зарубок, только по-разному расположенных.
Весьма заинтригованный, Роман подвел итоги. Петроглифы на основе геометрических фигур. Это, вне всякого сомнения, вариант клинописи, используемой протоэламской
[1]
цивилизацией, сходной с месопотамской. Если он не ошибается, перед ним некое послание. Кто-то вытесал эти камни, намереваясь что-то сказать. Вполне вероятно, это всего-навсего какой-нибудь пастух вел учет своего стада, но… Может быть, здесь лежат каменные книги?
Полукруг… серия, составляющая фразу? Местное население читало справа налево, на арабский манер. Но как датировать эти надписи? Завтра утром нужно будет вернуться сюда с Яном Холмсом, этнолингвистом, который был первым в своем выпуске в Кембридже, и Маттео Сальвани, палеонтологом, заведующим кафедрой геологии Римского университета. В этом и состояло преимущество таких, если можно так выразиться, «комплексных» миссий, включавших в себя специалистов в различных областях и всех национальностей, позволяя объединять полезные знания. Что касается экспедиции, то она состояла из десяти членов. Четверо были собственно учеными: кроме уже упомянутых Яна Холмса и Маттео Сальвани, майор Татьяна Волова, представитель Военно-географического института Российской Федерации, и Антуан Д'Анкосс, из Центра палеонтологических исследований Монпелье. Материально-техническую часть обеспечивали Роман, юный Омар — гид, переводчик и мальчик на побегушках, Лейла, фотограф, Уул, повар из Монголии, и, наконец, Влад и Ли, водители.
Роман сделал знак Омару, что пора уходить. Ветер стал еще сильнее, его порывы заставляли их бежать, согнувшись и прикрыв лица. Лагерь, примостившийся у горного склона, был едва виден за три сотни метров, голубые канадские палатки сгрудились вокруг самой большой, бежевой, которая служила гостиной и столовой. Небо сделалось красным, таким же красным, как и земля, и казалось, что плывешь в океане пыли, иссушенном солнцем.