Когда Феликс показал мне это оружие, которое хранил как сувенир, я потребовала, чтобы он от него избавился.
— Как давно это было?
— Год назад.
— А почему?
— Потому что он очень ревнив, у него бывают приступы дикой ярости, и я боялась, что во время одного из них он выстрелит в меня.
Луиза не покраснела — она говорила правду.
Все комиссариаты в Париже были подняты по тревоге. Полицейские машины курсировали по району, вглядываясь в прохожих на улице, какие-то мужчины шепотом задавали вопросы владельцам баров и ресторанов.
— Виктор умеет водить машину?
— Не думаю.
На всякий случай за дорогами тоже следили. Даже вдали от Парижа жандармы перегораживали шоссе и внимательно осматривали всех, кто находился в машинах.
Мегрэ почувствовал себя ненужным. Он сделал все, что мог, остальное от него не зависело. По правде говоря, теперь все зависело от его величества случая.
Нужно было найти человека среди миллионов других, а этот человек решил сделать все, чтобы его не поймали.
Мегрэ потерпел поражение, он слишком поздно все понял. Когда комиссар собрался уходить, Луиза Бурж спросила:
— Мы должны здесь оставаться?
— Да, до нового распоряжения. Нужно выполнить кое-какие формальности, а может быть, к каждому из вас еще будут вопросы.
Во дворе Феликс посмотрел на него недоброжелательным взглядом и тут же побежал к девушке. Может, собирался закатить ей сцену ревности из-за того, что она долго находилась наедине с комиссаром?
Что касается последнего, то он вышел из дому и направился к ближайшему бистро, где однажды уже бывал. Гарсон, у которого была хорошая память на лица, спросил:
— Пива?
Комиссар покачал головой. Сегодня он не хотел пить пиво. В баре пахло виноградной водкой, и, несмотря на ранний час, он заказал рюмку водки, потом вторую, а позже, размышляя о чем-то, третью.
Странно, что эта трагедия получила свое начало в Сен-Фиакр, крошечной деревушке в департаменте Алье, где родились Фердинанд Фюмаль и он сам.
Мегрэ появился на свет в замке, вернее, в его службах, а его отец был управляющим этого замка.
Фюмаль родился в мясной лавке, а его мать не носила трусиков, чтобы не заставлять ждать мужчин.
Что касается Виктора, то он родился в лесной хижине, а его отец ел ворон и разложившихся зверей.
Может быть, поэтому комиссару казалось, что он их понимает?
Действительно ли он хотел, чтобы охота на человека завершилась успешно и чтобы бывший браконьер взошел на эшафот?
Мысли его были расплывчатыми. Вернее, это были какие-то картины, которые проплывали у него перед глазами, в то время как он смотрел на мутное зеркало позади бутылок в баре.
Фюмаль был агрессивен по отношению к комиссару, потому что, когда они учились в школе, Мегрэ был для него сыном управляющего, образованного человека, который в глазах крестьян представлял графа.
Ну а Виктор, должно быть, считал врагами всех, кто не прятался в лесах, как он, кто жил в настоящих домах и не противостоял в открытую жандармам и егерям.
Фюмаль совершил ошибку, когда привез его в Париж и запер в этом большом каменном кубе на бульваре Курсель.
Не почувствовал ли Виктор там себя пленником? В своей каморке, где он жил один, как зверь в норе, не грезил ли он об утренней росе и о попавшей в силки добыче?
Здесь у него больше не было ружья, но он захватил с собой свой «люгер» и наверняка иногда с ностальгией поглаживал его.
— Еще одну, патрон?
Но комиссар отрицательно покачал головой:
— Нет!
Ему больше не хотелось пить, он должен был закончить начатое дело, даже если он и не особенно в это верил, вернуться на набережную Орфевр и продолжать руководить расследованием. Не считая того, что нужно было еще найти ту англичанку!
Глава 9
Поиски пропавших
Заголовок в газетах, который лучше всего обрисовал ситуацию, был таковым:
«Двойной провал уголовной полиции».
Что подразумевало: «Двойной провал Мегрэ».
Одна туристка без видимой причины исчезла из гостиницы в квартале Сен-Лазар, вошла в один бар, вышла оттуда, прошла мимо полицейского и с тех пор как будто испарилась.
Мужчина с необычной внешностью, убийца не только мясного короля, но и егеря, вышел из особняка на бульваре Курсель среди бела дня, в одиннадцать часов утра, в то время как в доме находилась полиция и следователь.
Может быть, он вооружен. И при нем могут находиться пятнадцать миллионов.
У него не было ни друзей в Париже, ни знакомых ни мужского, ни женского пола. Однако, как и миссис Бритт, он просто в воздухе растворился.
Сотни, тысячи полицейских потратили несчетное число часов, разыскивая их обоих.
Потом, когда всеобщее возбуждение улеглось, люди, отвечающие за безопасность населения, продолжали хранить в своей записной книжке, среди прочих других, две фамилии, приметы двух человек.
В течение двух лет ни о мужчине, ни о женщине не было никаких известий.
Первой нашли миссис Бритт, постоялицу Килберн-Лейн, в добром здравии, замужем, содержавшую семейный пансион в шахтерском поселке в Австралии.
Это не было заслугой ни французской, ни британской полиции, а, по великой случайности, одного человека, который поехал в Париж в той же группе туристов, что и она, и с которым она уехала на другой конец света.
Миссис Бритт не дала никаких объяснений. Никто не был вправе требовать их от нее. Она не совершила никакого правонарушения, никакого преступления. Как и где она встретила наконец мужчину своей жизни? Почему покинула гостиницу, а потом и Францию, ничего никому не сказав? Это были ее дела, и она выставила за дверь журналистов, которые приехали к ней.
Что касается Виктора, то тут все было иначе. Его исчезновение было более длительным, почти пять лет, хотя его фамилия продолжала находиться в записных книжках полицейских и жандармов.
В одно ноябрьское утро, среди пассажирско-грузового судна, прибывшего из Панамы, полицейские шербурского порта заметили пассажира третьего класса, который плохо себя чувствовал и у которого был весьма грубо подделанный паспорт.
— Вы не хотите пройти со мной? — вежливо сказал один из инспекторов, бросив быстрый взгляд на своего коллегу.
— Зачем?
— Простая формальность.
Вместо того чтобы пройти со всеми остальными пассажирами, мужчина вошел в кабинет, где ему показали на стул, на который он сел.
— Твоя фамилия?
— Вы же видите: Анри Соэр.