Чарлз-стрит, 44 - читать онлайн книгу. Автор: Даниэла Стил cтр.№ 7

Сообщить ему о разрыве с Тоддом оказалось легче, чем ожидала Франческа. Отец признался, что не удивлен, и добавил, что Франческа и Тодд всегда казались ему слишком разными. Сама она так не считала. Она думала, что общего у них даже слишком много. Поначалу так и было, но не теперь.

— В мире искусства он был просто туристом, — заметил ее отец, когда принесли обед. Генри заказал луковый суп и зеленую фасоль — он следил за своей фигурой, длинной, гибкой и тонкой, такой похожей на унаследованную Франческой. Сытная и полезная домашняя стряпня Эйвери пришлась ему по вкусу. Франческа относилась к еде далеко не так внимательно, особенно с тех пор, как ушел Тодд. По вечерам она ленилась готовить ужин для себя одной, поэтому с недавних пор начала набирать вес.

— Я всегда был уверен, что когда-нибудь он вернется на Уолл-стрит, — добавил ее отец, принимаясь за луковый суп. Франческа заказала салат с крабами.

— Забавно… — откликнулась она, помолчав. — А я об этом даже не задумывалась. Но как видишь, ты оказался прав. Тодд говорит, что ему осточертело быть бедным.

Отец рассмеялся.

— Точно, совсем как мне, пока Эйвери не спасла меня.

Франческа объяснила отцу, что пытается выкупить у Тодда его долю дома и, виновато потупившись, добавила, что хотела бы продать несколько отцовских картин. К этому известию он отнесся со всем сочувствием. Франческа понимала, почему женщины обожали Генри. Покладистый, обаятельный, он никогда не опускался до критики и, казалось, был готов простить женщине что угодно. От такой реакции Франческе сразу стало легче, она поняла, что отец и не думает обижаться на нее. К тому времени принесли кофе, и Франческа, набравшись смелости, попросила отца помочь ей в галерее, вызвав у него улыбку. Эйвери намеками предупредила его, о чем пойдет разговор, добавила, что дочери нужна его помощь, и попросила быть с ней помягче. Но он догадался бы и без просьб. Дочь была его единственным ребенком, а Генри, считавший себя ненадежным отцом, по натуре был добрым человеком.

— Очень лестная для меня просьба, — отозвался он, отпивая фильтрованный кофе. — Правда, вряд ли в управлении галереями я смыслю больше тебя, скорее, гораздо меньше. Но я с удовольствием побуду твоим безмолвным партнером.

Франческа назвала сумму, которая нужна ей, чтобы рассчитаться с Тоддом, — не заоблачную, но превышающую все ее сбережения.

— Когда галерея начнет приносить прибыли, ты всегда сможешь выкупить мою долю, — твердо пообещал отец. — Тебе не придется вечно терпеть меня под боком.

— Спасибо, папа. — Франческа вздохнула с неподдельным облегчением. В этот момент, когда они улыбались друг другу, сходство между ними было особенно заметным. От горячей благодарности на глаза Франчески навернулись слезы. Отец только что пообещал ей спасти галерею, ради которой она трудилась, не покладая рук, четыре долгих года.

После обеда позвонила Эйвери, и этот звонок стал первым шагом к возможности сохранить дом. Агент Генри пришел в восторг, узнав, что Франческа собирается продавать картины. На три полотна покупатели нашлись сразу же, еще две агент твердо рассчитывал продать в Майами не позднее декабря. Но даже денег от первых трех хватило бы, чтобы выполнить условия Тодда.

Отец попрощался и поспешил к себе в галерею, на встречу с агентом. Направляясь к входу в метро, чтобы вернуться в центр, Франческа чувствовала себя так, будто ее в последнюю секунду вытащили из-под ножа гильотины. Благодаря отцу и картинам, которые он подарил ей и которые за годы так заметно прибавили в цене, галерея и любимый дом останутся при ней. О таком исходе она не смела даже мечтать. Сбегая по ступенькам на станцию подземки, Франческа невольно расплылась в широкой улыбке. Жизнь определенно налаживалась, даже разрыв с Тоддом уже не казался трагедией. У нее пока есть надежда, есть бизнес и дом, и очень милый папа.

Сразу после возвращения домой Франческа позвонила Тодду на работу с известием, что она рассчитывает отдать ему деньги — или по крайней мере большую часть суммы — в ближайшие несколько недель. Отец обещал, что Эйвери уже назавтра выпишет ей чек, которого как раз хватит на долю галереи, принадлежащую Тодду. А Эйвери заверила, что чек за первые три картины придет в течение месяца. Обещанное полностью устраивало Тодда.

— Значит, мне пора присматривать себе жилье, — грустно произнес его голос в трубке. — На выходных постараюсь съехать, — добавил он, и эти слова резанули Франческу как ножом по сердцу. О переезде Тодда они поговаривали уже не первый месяц, он давно не бывал дома в выходные, но только теперь разрыв вдруг стал близкой реальностью. Все кончено.

— Незачем так спешить, — негромко возразила Франческа. Они любили друг друга, думали, что всегда будут вместе, но что-то не сложилось, и это печалило обоих. Оказалось, проще сосредоточиться на деловых вопросах, на галерее и доме, чем завести разговор об утрате, которая постигла обоих. Это была гибель мечты. Обоим и раньше случалось переживать расставания, но ни он, ни она еще ни с кем не жили так долго. Происходящее вдруг стало до боли напоминать развод. Франческа задумалась: как же быть с вещами, которые они покупали вместе, — с диваном, лампами, посудой, любимым ковром в гостиной? От этого вопроса защемило сердце. Но рано или поздно их пути все равно бы разошлись, думала Франческа и понимала, что этот довод ей ненавистен. И Тодда он не радовал.

— Я сообщу тебе, как только что-нибудь найду, — сказал он и заторопился на очередную встречу, которую оба восприняли как подарок судьбы. У Франчески мелькнула мысль: интересно, как скоро Тодд начнет снова ходить на свидания, когда познакомится с кем-нибудь? Или у него уже есть другая? Она никогда не спрашивала, чем он занимается по выходным, но сомневалась, что с кем-то встречается. В доме теперь они почти не сталкивались: Тодд возвращался поздно ночью и ложился в комнате для гостей на другом этаже.

Разговор с ним напомнил Франческе, что ей пора подыскивать жильцов, если она не передумала оставлять дом себе. С ее плеч словно свалилась неподъемная ноша, но легче не стало — внезапно накатила тоска. Они с Тоддом не пылали ненавистью друг к другу, просто не могли больше жить вместе, каждый выбрал свой путь. Тодд заговорил о переезде в жилые районы, в привычный ему мир. Переселиться в центр он когда-то согласился только ради Франчески, а теперь спешил покинуть ее стихию. Наверное, ее отец прав, и Тодд не только в искусстве, но и в ее жизни был всего лишь туристом: поселился в чужой стране, прожил в ней несколько лет, а потом вернулся на родину. Франческа не винила его, только жалела, что у них ничего не вышло, и ее жалости хватало и на себя, и на Тодда.

В тот вечер она долго говорила об этом с Эйвери, надеясь услышать мудрый отклик.

— Нельзя заставить человека быть таким, каким он просто не создан, — напомнила ей Эйвери. — Он мечтает о том, что тебе ни к чему. По крайней мере говорит, что мечтает. Брак, дети прямо сейчас, пока он еще сравнительно молод, Уолл-стрит, право, а не живопись, — вот что ему нужно, как и традиционный мир, и жизнь в нем. Если он считает твой образ жизни богемным, значит, так жить он не желает.