— Это все, что я хотел узнать. Можете идти. Кстати… Дидина, скажите, где живет служанка Альбера Форлакруа?
— А это как раз его дочка.
— Полита?
— Да. Но она не живет с отцом. Если хотите повидать ее, поторопитесь: она рано ложится. Тем более что для разнообразия ждет прибавления семейства. Это с ней каждый год случается.
— Межа, ну-ка приведи ее. Да будь с ней повежливей.
Мегрэ чувствовал все большее возбуждение. Полит стоял у двери, ожидая разрешения уйти. Он вышел вместе с инспектором и показал ему хибару дочери.
— И как только мужчины не брезгуют ею! Да вы сами ее увидите. Но, может, она приведет себя в порядок, прежде чем прийти… Если бы мне пришлось есть то, что она приготовила…
Дидина умолкла, с удивлением глядя на комиссара, который замер, не слыша, не видя ее. Его осенила мысль. Внезапно он бросился к телефону.
— Мадемуазель, вы еще не легли?.. Алло!.. Соедините меня с виллой «Альберт Первый» в Ларош-сюр-Йон… Номер сорок один… Звоните, пока кто-нибудь не ответит. Уж дежурная-то сестра там должна быть… Да, благодарю вас…
Он забыл про Дидину, а она, все такая же услужливая, не отставала:
— Вы думаете, это Марсель? Я знаю их обоих, и если вы спросите моего мнения…
— Тихо! — с яростью цыкнул Мегрэ. Он не спускал глаз с телефонного аппарата. После стольких часов, дней розыска… — Алло! Это дом отдыха «Альберт Первый»?.. Кто у телефона?.. Скажите, мадемуазель, доктор еще на месте?.. Ах, дома… Вы не можете соединить меня с его квартирой? — Щеки у Мегрэ раскраснелись, он грыз черенок трубки, уставившись невидящим взглядом на Дидину. — Алло! Это вы, доктор?.. Ужинаете? Прошу прощения… Да, это комиссар Мегрэ. Я хотел бы спросить… Вы, разумеется, обследовали ее… Как? Гораздо тяжелее, чем может показаться?.. Нет, речь не об этом. Мне хотелось бы узнать, не обнаружили ли вы чего-нибудь неожиданного… Да… Что?.. Вы уверены?.. Три месяца?.. Благодарю вас, доктор… Да, конечно, составьте официальное заключение… Она спокойна?.. Благодарю. И еще раз простите, что потревожил вас.
Мегрэ был возбужден до предела. Обнаружив, что свидетельница все так же сидит на стуле, он бросил ей:
— А теперь, дорогая Дидина, можете идти. Вы были чрезвычайно любезны, но пока вы мне не нужны.
Старушка с явным сожалением поднялась, но уходить не собиралась.
— А ведь я догадалась, что он вам сказал.
— Тем лучше для вас. Ступайте. Если хочется, подождите рядом.
— Она тяжелая, да?
Мегрэ не поверил своим ушам. Нет, право, эта старуха пугает его.
— У меня нет времени беседовать с вами. Идите. А главное, помалкивайте.
Мегрэ распахнул перед ней дверь и не успел захлопнуть, как появился Межа, сопровождавший особу с сальными волосами, рассыпавшимися по плечам.
— Не хотела идти. Видите ли, спать собралась.
В эту минуту произошел небольшой инцидент. При виде своей служанки Форлакруа вскочил, словно собираясь вмешаться. Жандарм совершил ошибку, схватив его за руку; Форлакруа овладел собой и сел на место.
— Прекрасно! Я вас не задержу. У меня к вам всего один-два вопроса. В котором часу вы кончаете работу в доме Форлакруа?
— Когда в три, когда в четыре.
— Значит, ужин ему готовите не вы?
— Я ему вообще не готовлю. Он сам этим занимается. Ему это нравится.
Последняя фраза прозвучала то ли иронически, то ли презрительно.
— Но посуду, надо думать, моете вы?
— Вот грязь — это по моей части. А уж чего-чего, ее-то в доме хватает! Посмотреть на мужчин со стороны — все прекрасно. А начнешь за ними убирать…
— У него часто бывали гости?
— У кого?
— У вашего хозяина.
— Да отродясь не бывало. Кто к нему пойдет!
— И ни разу утром вы не находили много грязной посуды?
— Было раз на прошлой неделе.
— Утром в среду, да?
— Кажется, в среду. Пепла было полно повсюду. Они курили сигары.
— Не знаете, кто у него был?
Машинально поддерживая обеими руками живот, она повернулась к застекленной двери и в простоте душевной поинтересовалась:
— А чего вы у него самого не спросите?
— Благодарю вас. Можете идти спать.
— Это он, что ли, пришиб? — В ее вопросе не было ни удивления, ни страха, ни, пожалуй, даже любопытства. Она тут же пояснила:
— Я вас спрашиваю, чтобы знать, приходить мне завтра к нему или нет.
За оградой мэрии на улице раздавались голоса. Люди что-то пронюхали. Они стояли кучкой и смотрели на кремовые шторы, на которых время от времени появлялись тени, чаще всего плотный силуэт Мегрэ, чья трубка временами, когда он вставал под определенным углом к свету, казалась гигантской, чуть ли не больше головы.
— Похоже, обоих арестовали, — сообщила любопытным отпущенная домой дочка Полита.
Ей так хотелось спать, что она не стала задерживаться, и в тишине еще долго раздавался стук ее сабо по смерзшейся щебенке. Дверь открылась. На пороге появился Межа, кого-то высматривая в темноте.
— Тереза здесь? — спросил он. Откуда-то из черноты вынырнула фигура.
— А что от меня нужно?
— Зайдите. Комиссар хочет поговорить с вами. — Проходя мимо Марселя, она глянула ему в глаза, но не раскрыла.
— Входите, Тереза. Не бойтесь. Я хочу задать вам один вопрос. Вы знаете, что Лиз Форлакруа беременна?
Тереза резко повернулась к застекленной двери, и на миг показалось, что сейчас она кинется к ничего не понимающему Эро.
— Не правда, — спохватилась она. — Вы хотите меня обмануть.
— Уверяю вас, Тереза, Лиз Форлакруа на четвертом месяце беременности.
— Так вот почему… — почти прошептала она.
— Что «почему»?
— Почему он хотел на ней жениться.
— Значит, вы признаете, что он хотел на ней жениться? Однако он не объяснил вам причины? Теперь вы ее знаете. Вам известно, что…
— А у меня, что, нет ребенка? Я, что, хуже дочери судьи? Чего же он на мне не женился?
На нее, должно быть, любопытно было смотреть через застекленную дверь: видно, что она разозлилась, а почему — непонятно.
— Так вот знайте: еще в тот вечер…
— И что же вы ему сказали в тот вечер?
— А то, что если он женится на ней, я вместе с его сыном приду в церковь и устрою скандал.
— Простите. Вы это сказали ему вечером во вторник? Где?
На миг она заколебалась, но потом передернула плечами.