И он знаком пригласил его в кабинет. Стол был накрыт. В серебряном ведерке стыло во льду шампанское. Поблескивали фужеры, женщина в черном сидела, положив локти на стол, мужчина со сломанным носом и бычьими глазами медленно поднялся, приняв позу боксера, готовящегося к раунду.
– Это Альбер, наш приятель.
И Дедэ посмотрел на Альбера тем же странным взглядом, что и на хозяина. Он не повышал голоса, не улыбался, а между тем все это походило на издевательство.
– Люсиль – жена Боба.
Мегрэ увидел шрам на очень красивом, выразительном лице, и когда он наклонился, чтобы поздороваться, из глаз молодой женщины брызнули слезы. Люсиль судорожно вытерла их платком.
– Не обращайте внимания. Она недавно потеряла своего папу. Вот и разбавляет шампанское слезами… Анжелино! Фужер и прибор!
Было что-то странно-тревожное в этом ледяном дружелюбии, таившем в себе угрозу. Мегрэ обернулся, и ему стало совершенно ясно, что выйти отсюда он сможет только с разрешения человека в клетчатом костюме.
– Значит, вы приехали из Лиона, чтобы встретиться со старым товарищем, с Бобом?
– Не только для этого. У меня свои дела в Париже. Один из моих друзей сказал мне, что Боб здесь. Я давно потерял его из виду.
– Давно, вот как! Так давайте же выпьем за ваше здоровье. Друзья наших друзей – наши друзья. Пей, Люсиль!
Она подняла фужер, ее зубы мелко застучали о тонкое стекло.
– Сегодня после обеда она получила телеграмму. Умер папа! Я вижу, на вас это тоже произвело сильное впечатление… Люсиль, покажи телеграмму.
Она удивленно посмотрела на него.
– Покажи мосье…
Она порылась в сумочке.
– Я оставила ее в своей комнате.
– Вы любите макароны? Хозяин готовит их для нас по специальному рецепту. Скажите, как вас величать?
– Жюль.
– Мне нравится это имя. Красивое имя. Итак, старина Жюль, о чем же мы говорили?
– Мне бы хотелось повидаться с Бобом до моего отъезда.
– Вы спешите обратно в Бордо?
– Я сказал – в Лион.
– Ну да, в Лион! Красивый город! Уверен, что Боб будет в отчаянии от того, что упустил возможность встретиться с вами. Он так любит своих друзей по коллежу! Поставьте себя на его место. Товарищи по коллежу – это ведь все порядочные люди. Держу пари, что вы порядочный парень… Как ты думаешь, Люсиль, чем мосье занимается?
– Не знаю.
– Подумай! Я, например, готов побиться об заклад, что он разводит цыплят.
Было ли это сказано случайно? И почему именно цыплят, – ведь так уголовники называют полицейских? Может быть, Дедэ подавал сигнал своим друзьям?
– Я работаю в страховом агентстве, – выдавил из себя Мегрэ, которому ничего другого не оставалось, как вести свою игру до конца.
Им подали еду. Принесли новую бутылку, которую Дедэ, по-видимому, заказал знаком.
– Вот ведь как тесен мир! Приезжаешь в Париж, и вдруг всплывают туманные воспоминания о старом друге по коллежу, и случайно нападаешь на кого-то, кто дает тебе его адрес. Другие могли бы десять лет искать, особенно если учесть, что ни одна душа в квартале не знает фамилии Ансеваль, так же как и мою. Спросите у хозяина, у Анжелино, который знает меня черт знает сколько лет как облупленного. Вам все скажут – Дедэ. Просто Дедэ. Что ты нюни распустила, Люсиль! Хватит! Мосье может подумать, что ты не умеешь себя вести за столом.
Тот, другой, с носом боксера, молча ел, пил, и время от времени туповатая улыбка появлялась у него на лице, словно бы шуточки владельца гаража доходили до него с некоторым опозданием.
Когда Люсиль поглядывала на маленькие золотые часы, висевшие на цепочке у нее на поясе, Дедэ успокаивал ее:
– Ты успеешь на поезд, не бойся. Он объяснил Мегрэ:
– Сейчас посажу ее в поезд, чтобы она поспела на похороны. Посмотрите только, как все сложилось. Сегодня ее предок загнулся, а я как раз выиграл на бегах. Денег полно. Вот и решил отпраздновать. Да, жаль, Боба нет, чтобы с нами выпить.
– Он в поездке?
– Ты как в воду глядишь, Жюль. В поездке. Но все-таки надо тебе его показать. Люсиль снова разрыдалась.
– Пей, милочка моя! Только так и можно залить горе. Кто бы подумал, что она такая чувствительная? Два часа бьюсь, чтобы ее успокоить. Ведь отцы должны в один прекрасный день покинуть нас, – верно я говорю? Сколько времени, как ты его не видала, Люсиль?
– Замолчи!
– Еще бутылку такого же, Анжелино. А суфле? Скажи хозяину, чтобы он не испортил суфле. За твое здоровье, Жюль.
Сколько ни пил Мегрэ, его стакан все время оказывался полным – Дедэ наполнял его с угрожающим видом и чокался.
– Как зовут твоего друга, который тебе дал адрес?
– Бертран.
– Какой всезнайка! Не только все порассказал тебе про старину Боба, но даже в гараж тебя послал.
Значит, он уже знал, что кто-то рыскал вокруг гаража по улице Акаций и расспрашивал о нем. Вероятно, он побывал у себя после обеда.
– В какой гараж? – попробовал Мегрэ прикинуться, что он и знать ничего не знает.
– Мне показалось, что ты упоминал о гараже. Разве ты не меня спрашивал, когда пришел сюда?
– Я знал, что Боб и вы – друзья.
– Ну и хитрые же вы там, в Лионе! За твое здоровье, Жюль! Давай по-русски! До конца! Вот так! Тебе не нравится?
Боксер в своем углу блаженствовал. Люсиль – та напротив, забывая понемногу о своем горе, казалась встревоженной. Один-два раза Мегрэ перехватил вопрошающий взгляд, брошенный ею на Дедэ.
Что с ним собираются сделать? У владельца гаража – это было совершенно очевидно – имелся какой-то план на этот счет. Он веселился вовсю – правда, весьма своеобразно, без тени улыбки, с каким-то странным лихорадочным блеском в глазах. Иногда он словно искал одобрения во взглядах двух других, как актер, который чувствует себя в полной форме.
«Прежде всего – сохранять присутствие духа!» – говорил себе Мегрэ, которого заставляли опорожнять фужер за фужером.
Он не был вооружен. Сила его и ловкость против такой парочки, как Дедэ и боксер, ровно ничего не значили. И все более отчетливо он сознавал, как затягивается петля вокруг его шеи.
Догадывались ли они, что он имеет отношение к полиции? Вполне возможно. Может быть, Люсиль ходила на улицу Брей и ей там рассказали о настойчивом посетителе, приходившем во второй половине дня? Как знать, может, они именно его и поджидали?
Между тем становилось ясно, что эта игра имеет свои смысл. Дедэ заявил, что денег у него куры не клюют, и похоже, что так оно и было: он был странно возбужден, что так характерно для людей его сорта, когда у них набиты карманы.