– Извините, мадам, вы знаете…
И вот наконец он был вознагражден за свои труды.
А началось все с кондитерской, находящейся почти рядом с огромным белым домом.
– После замужества она редко выходит. Однако несколько раз я ее видела по утрам.
Эта приятная, кругленькая, розовая женщина и подозревать не могла о той радости, которая вспыхнула в сердце Мегрэ.
– Может, она выходила выгуливать собаку?
– У нее разве есть собака? Вот никогда не видела.
И вообще удивительно, чтобы в доме доктора держали собаку.
– Почему?
– Не знаю. Просто мне кажется, что он не такой человек. Нет! Я полагаю, что она куда-то ходила по делам. Чаще всего была одета в костюм. Да и шла очень быстро…
– В котором часу она выходила?
– О, вы знаете, это было не каждый день. Я даже не могу сказать, что это случалось слишком часто… Если я и обратила внимание, то потому, что в этот момент выставляла товар в витрине. Где-то часам к десяти… Случалось, я видела, как она возвращается.
– Много позже?
– Может быть, час спустя. Поклясться не осмелилась бы. Знаете, вокруг так много всего происходит…
– За месяц хотя бы часто ее видели?
– Не знаю. Не хочу вас обманывать. Ну может быть, раз в неделю… Иногда два раза…
– Благодарю вас.
Эти самые слова он непрестанно повторял с самого утра, даже бородатому галантерейщику, которого застал на месте. А начиная с кондитерской он уже след не терял. И довольно долго. Хотя требовалось разбудить людскую память.
– В каком направлении она ходила?
– В сторону, где кончается Рембле.
– К молу или к соснам?
– В сторону сосен.
Опять получались пробелы в его схеме. Если она ходила в ту сторону, то опять придется пойти туда и удостовериться.
Оба инспектора, которые с утра хорошо отдохнули и перекусили, прошли в стороне от него свежие и розовые.
Они заметили, как Мегрэ вошел в парикмахерскую, и, должно быть, решили, что зашел подстричься. Издали комиссар хорошо видел окна большого белого дома. Почему же у него вдруг возникло ощущение, что за ним следят?
Была пятница, день, когда доктор проводил консультации: с утра до полудня он должен находиться в здании в углу сада.
Однако ему ничто не мешало оставить больных, не закончив приема, или наскоро проводить их, чтобы самому спрятаться за жалюзи в библиотеке. В бинокль он вполне мог наблюдать за теми, кто приходит в комиссариат и выходит оттуда.
Но занимался ли он этим?
«Или я ошибаюсь, или…»
Эта фраза занозой сидела в голове Мегрэ со вчерашнего дня, а в сознании сохранялось ощущение опасности не столько в отношении себя – по крайней мере, не в данный момент, – а в отношении другой личности, которую он еще не установил. Именно потому, не без внутреннего сопротивления, он позвонил комиссару Мансюи.
– Это Мегрэ. Скажите, у вас нет ничего новенького для меня? Нет никаких насильственных смертей? Никаких исчезновений?
Мансюи было решил сначала, что Мегрэ шутит.
– Я хотел бы попросить вас о личной услуге. Вы ведь знаете местную администрацию лучше меня…
Каждый раз, когда он звонил из отеля, мог быть уверен, что где-то неподалеку находится месье Леонар с бутылкой, поджидающий его, как верный пес.
– У Эмиля Дюфье была привычка каждое утро заходить к вам в комиссариат, потом в мэрию и к супрефекту, чтобы собрать информацию. Каким образом? Просто ею его снабжал ваш секретарь. Не важно… Попытайтесь правильно понять мой вопрос. В принципе он должен был подходить часам к десяти с четвертью – половине одиннадцатого или чуть позже… Это позволит вам выяснить, в котором часу он потом заходил в мэрию и к супрефекту.
– Это я вам могу сообщить прямо сейчас.
– Подождите, вы не поняли. Я сказал и повторяю: в принципе мне хотелось бы узнать, происходило ли это регулярно или в какие-то дни он совершал свой обход значительно позже обычного…
– Понял.
– Я вам позвоню или зайду, чтобы получить ответ.
– У вас появились какие-то сведения?
– Пока ничего нет.
Не могло же быть новостью то известие, что он получил вчера вечером по телефону от Жанвье. Тот сообщил, что Эмиль Дюфье так и не заходил в почтовое отделение. Для него там лежали три письма, и все со штемпелем Сабль. Два из них были написаны одним и тем же почерком. Жанвье даже предположил, что этот почерк похож на девичий.
– Я должен их забрать и переслать вам? – спросил он.
– Оставь их там до нового указания.
– Есть еще телеграмма.
– Я знаю, спасибо.
Телеграмма, которая извещала молодого человека о смерти сестры.
В тот момент, когда Мегрэ вешал трубку, у него не хватило духа поручить молодому инспектору новое задание, поскольку он решил, что может выполнить его только сам. Однако не мог же он разорваться, чтобы быть одновременно в Сабль и Париже. Прав ли он был, выбрав Сабль, эту мелочную и кропотливую задачу, о решении которой думал с того самого момента, как проснулся?
– Одетта Беллами? Ну да, комиссар…
Торговец кожаными изделиями был еще одним человеком, который его узнал и относился к фанатам, встречавшим его, как кинозвезду.
– Жармен… – позвал он жену, – иди-ка сюда, здесь комиссар Мегрэ!
Супружеская пара была молода и симпатична.
– Вы уже напали на след? Это правда, что говорят?
– Откуда же мне знать, что именно говорят?
– Рассказывают, что вы хотите арестовать некую важную персону в городе, а следователь вам в этом мешает…
Таким образом, какая-то часть правды нашла отражение в самых абсурдных слухах.
– Это ложь, мадам, заверяю вас, я не хочу никого арестовывать.
– Даже убийцу малышки Дюфье?
– Этим занимаются мои коллеги. Я же только хотел задать вам вопрос. Вы знаете жену доктора Беллами?
– Я очень хорошо знаю Одетту.
– Вы с ней подруги?
– По крайней мере дружили до того, как она вышла замуж. С тех пор я ее мало видела…
– Я лишь хотел узнать, не видели ли вы ее в последнее время прогуливающейся по Рембле?
– Довольно часто…
– Что вы называете «довольно часто»?
– Не знаю… Ну, может быть, раз или два в неделю.
Случалось, что она заговаривала со мной, когда я стояла на пороге.