– Неужели так давно?
– Да! Правда, это все, что я о них знаю… Ни имен, ничего не осталось, только то колье… – она осеклась, опустила голову.
Я перевела разговор, предложив полюбоваться прятками, в которые играли золотые рыбешки среди водорослей.
Вскоре нас разыскали мужчины. Они были переполнены впечатлениями. Пит уверял, что должен был все это видеть собственными глазами, чтобы больше никогда, никогда… Я предложила ему в следующий раз отправиться за подобными знаниями в живодерню. Фло обиделась за Пита, а Белла взяла мою сторону, но Пит сам все обернул в шутку.
В Марселе мы побывали в замке Иф, и все прошло бы просто великолепно, если бы не один конфуз. Оказывается, Белла впервые услышала о романе «Граф Монте-Кристо». Вообще-то, ничего страшного, но Брайан не смог удержаться от изумления. В результате нам пришлось долго успокаивать разбушевавшуюся Беллу, которая отстаивала свое право читать только то, что нравится ей, а не кому-то еще.
В результате бурной дискуссии она отделилась от группы и ушла на берег. Я подсела к ней, чтобы не дать ей утонуть в бездне меланхолии.
– Ну и про что этот граф? – хмуро спросила Белла.
В двух словах я пересказала ей сюжет романа. Белла слушала с увлечением, и хмурь ее постепенно рассеялась. Разговор приобрел более дружеский, доверительный характер.
Я решилась и попросила ее не грустить. Все ее любят, а то, что ее обворовал какой-то Шон, – не страшно, сокровища – не самое важное в жизни! Вот и граф Монте-Кристо был богат, но несчастен.
Тут выяснилось, что Шон ничего не крал у нее, кроме сердца, а колье ей жалко вовсе не потому, что оно дорогое. Цена его неизвестна, да никто и не собирался его продавать. Просто в их семье колье передавалось по наследству и служило залогом семейного счастья. А теперь она его потеряла и уж точно теперь не выйдет замуж.
Я не удержалась, чтобы не поцеловать ее заплаканные глаза, и начала расспрашивать о семье и близких. Тему колье я старалась огибать по касательной, но Белла сама к ней постоянно возвращалась и, наконец, выложила мне все.
Выходило так, что предки Беллы прибыли в Америку и привезли ожерелье с собой во время войны за независимость. Кажется, они были из какой-то богатой семьи, не то из Бельгии, не то из Германии, не то из Франции. Белла мало что знала, потому что архивов у семьи не было, да и постоянного дома – тоже.
Архивы сгорели в начале прошлого века вместе с фамильным особняком. На постройку нового дома средств не осталось, но даже ради этого прабабушка отказалась продавать колье, и с тех пор постоянного дома у семьи не было.
– Все равно мне это непонятно, – призналась я. – Ну как семейное счастье может зависеть от украшения, каким бы прекрасным оно ни было?
– Это трудно объяснить… Все женщины в нашей семье выходили замуж очень рано, и всегда по любви, в этом и состояло чудесное действие колье, – Белла взглянула на меня с подозрением, чувствуя, что аргумент получился не очень сильным.
– И эта любовь спасала их в любых испытаниях! – с жаром продолжала она.
Никто из предков Беллы никогда не имел мало-мальски приличного состояния и даже дохода. Как-то получалось все время, что и деды, и прадеды были людьми предприимчивыми, но немного авантюристами и некоторые даже попадали из-за этого за решетку. И только колье, символ любви и семейных уз, хранило их в горе и радости…
Чем больше я слушала эту историю, тем сильнее кипело во мне раздражение. Наконец я не выдержала и выпалила:
– Дорогая, а ты уверена, что это колье приносило вам именно счастье и удачу?
Белла не поняла моего вопроса, и начала рассказ сначала. Тут уже я нетерпеливо перебила ее:
– Послушай, детка, только не обижайся… Но ведь все твои предки по женской линии были, в сущности, неудачницами!
– Как ты можешь такое говорить? – глаза Беллы покраснели, губы задрожали. – Ты хочешь отнять у меня единственное утешение в горе?! Какая же ты жестокая! Если бы я знала… я бы не стала тебе рассказывать! И не надо, не извиняйся!
– Я и не думаю извиняться, Белла… Ты только послушай меня!
– Не желаю ничего слушать!
– Белла, ты сама сказала, что твои деды и прадеды… ну да, они были твоими предками, я ничего не хочу сказать! Но не было ли ожерелье для них соблазном? Не оно ли разбудило в них азарт и желание рисковать? Не из-за этого ли ожерелья и других фамильных ценностей ваша семья когда-то должна была бежать из Европы?
– Бегут по разным причинам! – оскорбленно буркнула Белла. – И не надо сразу приписывать самые гадкие!
Я покачала головой.
– О да, причины бывают разными. Мы ведь с тобой почти ровесницы, дорогая… А я себя чувствую старше на целый век. На целую жизнь. Знаешь, я ведь уже прожила одну.
Белла уставилась на меня непонимающими глазами.
– Где прожила? Во Флориде? Ты что-то рассказывала…
Я поглядела вдаль, туда, где на краю горизонта стягивались темные тяжелые тучи:
– Нет, не во Флориде… В одной очень далекой стране – России… Впрочем, отсюда, кажется, недалеко. Меня увезли в десять лет. Но я помню. И как уезжали вдвоем с мамой и с одним полупустым чемоданом – тоже помню.
– А зачем уехали? – с любопытством спросила Белла.
Я усмехнулась:
– Если бы ты знала, что такое Россия, ты бы не спрашивала. Я, впрочем, не жалею. Я не забыла ее, но не вспоминаю и счастлива в новой жизни. Иногда мне снится ива на берегу Оки, там была бабушкина дача… Я пряталась под ней от мальчишек и от бабушки, когда тайком ходила купаться. Ну, это лирика. Вот такой была одна из моих жизней. В общем, мы уехали и все оставили там, кроме снов. А когда люди срываются в неведомые края, пускаются в авантюры, терпят муки поражений, не зная, что причина лежит у них в кармане и будет гнать на новые приключения и на новые муки, пока не загонит в гроб, – это совсем, совсем другое! Такая участь выпала твоим предкам, такая участь предназначалась и тебе.
Белла снова заплакала. Я взяла ее за руку.
– Белла, милая, пойми, ведь ты счастливица! Ты первая избавилась от этого «талисмана», который был проклятием для всех вас! Теперь ты свободна! Ты смогла стать такой, какая ты есть, сама по себе – прекрасной и удивительной, умницей и красавицей! И никакие камни, никакие металлы не утянут тебя на дно! Ты в окружении друзей, разве это не счастье? И жулики тебе не страшны, ведь тебе уже нечего терять!
– Может быть, ты и права, – кивнула Белла.
Она вытащила зеркальце и принялась вытирать глаза.
Я уже готова была хвалить себя за успех психотерапии. Но теперь она стала убеждать меня, что все равно не будет счастлива, потому что боится матери. Спросила, не остаться ли ей тут, в Европе, чтобы попытаться заработать и восполнить невольный ущерб, нанесенный семейной казне. Я сказала, что профессия флористки трудна везде, конкуренция бешеная, да и надо хотя бы знать какой-нибудь местный язык. Английским, как мы могли убедиться, владели далеко не все.