Я выбрал бы жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Тьерри Коэн cтр.№ 40

Раздался шепоток: Пьера просили замолчать. Начал говорить раввин.

Рука Пьера сжала плечо Жереми.

— Я оставлю тебя, — сказал он, — пойду сяду. Встретимся позже.

Время опять выбилось из ритма: церемония, как ему показалось, длилась лишь считаные секунды.

Когда дошло до молитв, Жереми почувствовал, что слабеет. Каждое слово, каждая интонация били его наотмашь. Кровь застыла в жилах, и холодный пот выступил на лбу.

— Что с тобой, дедушка? Почему ты так вспотел? Эй! Ты в порядке? — встревожилась Жюли.

Она поняла, что ему нехорошо, и, пока гости вставали, покатила кресло, насколько могла незаметно, к выходу.

— Хочешь, я позову кого-нибудь? — спросила она, отирая ему лоб. — Тебе, кажется, получше, нет?

Чей-то голос окликнул ее. Он прозвучал из-за спины Жереми.

— Ступай, Жюли, я займусь твоим дедушкой.

Жюли колебалась. Ей хотелось увидеть конец церемонии, но было совестно оставлять Жереми.

— Нет, я останусь с ним, — ответила она.

— Уверяю тебя, ты можешь идти, — продолжал голос ласково и твердо. — Твоему дедушке уже лучше. Я останусь с ним. Мы давно не виделись, и мне хотелось бы поговорить с ним немного.

И человек взялся за ручки кресла Жереми, показывая свою решимость.

Жюли улыбнулась деду:

— Все будет в порядке? Я скоро вернусь.

Человек подкатил кресло к скамье и сел напротив Жереми.

Это был Абрам Шрикович. Его волосы и бороду овеяло белое дыхание времени. За очками с толстыми стеклами прятались живые глаза. Он смотрел на Жереми серьезно, поглаживая бороду и чуть заметно покачиваясь.

— Вы меня помните, не так ли? — спросил он.

Впрочем, не столько спросил, сколько завязал таким образом разговор.

— Ваш сын сказал мне, что вы будете здесь сегодня. И только что он шепнул мне на ухо, что вы… в самом деле здесь.

Он помолчал, подбирая нужные слова. Жереми испытывал то же нетерпение, что в их прошлую встречу в тюрьме. Он хотел знать, хотя теперь это было уже ни к чему.

— Я не мог забыть вас. Наша встреча глубоко запала мне в душу. Вы заронили в меня зерно сомнения. Как вы тогда поняли, была у меня мысль насчет вашей истории. Вы говорили о каком-то сведении счетов между Богом и вами. О вызове, каким был ваш поступок. О смеси тяги и отторжения, которую вы испытывали ко всем проявлениям религии. После нашей встречи я попытался связаться с раввином, который был авторитетом в области… иудейской мистики. Мне это не удалось. День прошел, и я мучился, зная, что вы ждете от меня знака, слова. Я встретился с ним несколько дней спустя и рассказал ему вашу историю. Он решительно попросил меня забыть о вашем случае и прекратить всякие поиски. Советы таких людей в моей среде не обсуждаются. Я выбросил вас из головы. Постарался не думать о вас больше. Но я не мог забыть ваших слов. Ваш молящий взгляд и правдивые интонации не давали мне покоя.

Хасид помолчал, обдумывая дальнейший рассказ. Он выглядел озабоченным.

Жереми боролся с усталостью, стараясь сохранить ясную голову. Он понял, что Абрам Шрикович знает правду.

Абрам Шрикович между тем продолжал, поглаживая бороду:

— И я встретился с вашим сыном, Симоном, много лет спустя. Он наводил о вас справки и виделся с вами, когда вы вышли из тюрьмы. Ему было известно, что я навещал вас там, и он хотел знать, о чем мы говорили. Его рассказ возбудил мое любопытство. Тогда я снова стал думать о вас. И вот что я понял.

Волнение захлестнуло Жереми. Он наконец узнает правду! Он испугался, что потеряет сознание или умрет, не успев услышать, что скажет ему Абрам Шрикович. Надо было продержаться еще немного!

— Вы упоминали псалмы тридцатый, семьдесят седьмой и девяностый. Они дают кое-какие ключи к пониманию вашей истории. Псалом девяностый предостерегает того, кто бросает вызов Богу. В свете Всевышнего никакая ошибка не прощается, и гнев Его сокрушителен. «Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук». [8] И человек, растерянный, обращается к Богу и молит Его о прощении. Псалом семьдесят седьмой: «Глас мой к Богу, и я буду взывать; глас мой к Богу, и Он услышит меня. В день скорби моей ищу Господа; рука моя простерта ночью, и не опускается». [9] Послушайте это, Жереми! Встретившись с вашей истерзанной душой, эти слова зазвучали по-особому и глубоко потрясли вас. «Размышляю о днях древних, о летах веков минувших; припоминаю песни мои в ночи, беседую с сердцем моим, и дух мой испытывает: неужели навсегда отринул Господь, и не будет более благоволить? Неужели навсегда престала милость Его, и пресеклось слово Его в род и род? Неужели Бог забыл миловать? Неужели во гневе затворил щедроты Свои?» [10] В этих псалмах рассказана ваша история! В них говорится о вашей борьбе против Бога, о Его способности уничтожать тех, кто бросает Ему вызов. О данной людям возможности прожить в полной мере свою жизнь… или прожить свою смерть. И еще — псалом тридцатый. Он о власти Бога прощать, даровать душе способность снова петь, строить, расцветать в благодарности тому богатству, что есть жизнь. Бог часто дает второй шанс. Было ли вам в нем отказано, Жереми? Не думаю. Правда в другом. То есть… правда. У меня нет никакой уверенности… нет, в самом деле… никакой уверенности, — произнес он почти неслышно.

Его лицо вдруг помрачнело, взгляд затерялся в мыслях и словах, которые он с усилием подбирал. Теперь он, казалось, сомневался, интересны ли этому старику его откровения.

А Жереми только и хотелось, что умолять его продолжать, но неподвижное тело мешало. Силы начали покидать его. Он чувствовал, что вот-вот уйдет, потеряет сознание на время или навсегда. Он сделал последнее усилие, собирая остатки энергии, еще рассеянные в уголках его воли. Взбунтовавшись против своего тела, он попытался крикнуть, но смог издать лишь слабый стон. Раввин поднял голову, и Жереми посмотрел на него с решимостью. Его взгляд выражал всю твердость непонимания, накопившуюся за долгие дни амнезии. Он не хотел потерпеть крах так близко к цели. Он хотел узнать — прежде чем умрет.

Абрама Шриковича испугал взгляд Жереми. Он кивнул, потом нагнулся и дрожащим голосом прошептал ему на ухо:

— Жереми, я думаю, что… вы действительно умерли восьмого мая две тысячи первого года.

Его тело вдруг соскользнуло в бездну. Не осталось никаких ощущений. Только голос Абрама Шриковича он еще слышал.

— Вы умерли восьмого мая две тысячи первого года. Но вы также умирали в конце каждого из дней, в которые вы осознавали последствия вашего самоубийства, Жереми.

Жизнь — богатство, которое люди не могут в полной мере оценить. Каждый наш выбор открывает возможность иного мира. При каждом пробуждении огромный мир открывается нам. Сколько путей! Сколько выборов! Лишь мы сами можем отыскать тот, что ведет к счастью. И всегда есть один, худший из всех и порой самый соблазнительный. Этот путь — отказаться выбирать. Отказаться идти вперед. Отказаться жить.