Он ударил Жереми по лицу с такой силой, что тот снова едва не потерял сознание. Но он сразу понял, что дело не только в побоях. Он уже тонул в пучине времени и узнавал каждый симптом. Тело его расслабилось, и боль отступила.
Стако смотрел на него с недоброй улыбкой:
— А ты крутой, Делег. Ни крика, никакой реакции… Знаешь, в твоих интересах все рассказать. Если я смогу понять, почему ты все это сделал, если поверю, что это ты не дал Владимиру убить моего брата, я буду милосерден. А иначе мне придется показать пример: никто не может безнаказанно задеть нашу семью. Так уж в нашей среде заведено. Всем показать, что, даже после стольких лет, тот, кто нас кинет, ног не унесет.
Он вопрошал Жереми взглядом. Через несколько секунд он вздохнул, махнул рукой и сделал знак своим подручным. С невероятным зверством они набросились на Жереми и принялись его избивать.
Жереми закрыл глаза и пытался дышать ровно. Когда удары прекратились, Стако склонился над ним:
— Ну, Делег? Я даю тебе еще один шанс. Знаешь, чем больше я смотрю, как ты сопротивляешься, тем больше тебя уважаю, и потом, мне хочется знать правду об этой истории.
Но слова Стако уже долетали до Жереми с опозданием, через несколько секунд после того, как их произносили пухлые губы его палача.
Его сковал холод, руки и ноги одеревенели. На сей раз он уйдет посреди этой сцены из дрянного детектива.
Лицо Стако расплылось перед его глазами. Он слышал голоса троих дружков — те совещались.
А вскоре он услышал другой голос, знакомый. Началась молитва. Он чуть повернул голову и увидел старика. Тот сидел слева от кровати, склонившись над книгой, бормоча и раскачиваясь в такт.
И тут Жереми увидел, как к нему приближается тень. Он сосредоточил свое внимание на этой фигуре и, чтобы не потерять сознание, попытался глубоко вдохнуть сквозь заливавшую горло кровь. Он различил силуэт Стако в метре от себя и увидел направленное на него дуло пистолета.
Старик молился все громче, подкрепляя каждое слово жестом сжатой в кулак руки. Сегодня его молитва подходила к случаю.
Жереми услышал выстрел, и огненная вспышка ослепила его.
Глава 8
— Месье Делег, просыпайтесь! Сегодня большой день!
Жереми не шевельнулся. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, в надежде снова уснуть и тем ускорить течение этих абсурдных фрагментов жизни.
— Ну же, месье Делег! Вот лодырь-то! Ладно, давайте я вас помою, — продолжал женский голос.
Жереми не понял, что значили эти слова. Он открыл глаза и увидел, что лежит на кровати совершенно голый. Склонившаяся над ним санитарка водила мокрой перчаткой по его ногам.
Он попытался натянуть на себя простыню, чтобы прикрыть наготу. Но рука не слушалась. А когда он хотел запротестовать, из горла вырвались только невнятные звуки. Он не мог сделать ни малейшего движения. Его тело лежало, безвольное и тяжелое, как старое бревно.
Испугавшись, он дернулся с удвоенной силой, но шевельнулась только правая рука. Вытаращив глаза, он посмотрел на санитарку, которая ворочала его, как неодушевленный предмет.
— О! Ну-ка успокойтесь, месье Делег! Я вас просто помою, и все! Ну же, прекратите этот цирк! И не надо так на меня смотреть. Странный он все-таки! Может лежать себе спокойно, как паинька, а потом вдруг, ей-богу, как будто убить готов.
Жереми поискал глазами, кому адресовались эти слова. Он увидел на другом конце палаты еще одну санитарку, которая мыла старика — тот послушно позволял себя ворочать.
— Ну вот, теперь вы чистенький. Сейчас надену вам пижаму и халат. Сегодня у вас, может быть, будут гости.
Поняв ситуацию, Жереми пришел в ужас. Это пробуждение обернулось новым кошмаром, еще хуже предыдущих.
Закончив его одевать, санитарка быстро побрила ему бороду и причесала волосы.
— Теперь вы красавчик, месье Делег. Сейчас я вам покажу.
Она поднесла ему зеркало.
Жереми почти инстинктивно зажмурился. Что он увидит? Надо ли смотреть в лицо этой новой действительности, как он предчувствовал, жестокой?
Но любопытство пересилило — он посмотрелся в зеркало. И сразу же об этом пожалел. На него смотрел пожилой человек. Старик. Морщинистая кожа, впалые глаза, почти совсем седые волосы. А на лбу — выпуклый круглый шрам.
Это видение было ужасно. Оно говорило не только о множестве потерянных лет, но и об отсутствии будущего. На что он мог еще надеяться, немощный, навеки прикованный к этой кровати?
Узник своего тела, он попытался успокоиться и рассуждать здраво. Не означала ли эта ситуация его полную победу над другим Жереми? Он выиграл поединок. И готов был терпеть последствия.
Подошла санитарка.
— Ну вот, а теперь мы покушаем, — объявила она, повязывая ему салфетку.
После завтрака Жереми вывезли на прогулку. Потом, к концу обеда, санитарка прикатила его в столовую. Она принесла ему пирог, в который была воткнута зажженная свечка.
— С днем рождения, месье Делег! — провозгласила она, гордая собой. — Для шестидесяти пяти свечей места не хватило, я поставила одну. Задуйте!
Жереми принял эту информацию с полным безразличием. Шестьдесят пять лет, подумал он. А на вид ему было много больше. Он перепрыгнул двадцать два года своей жизни. Двадцать два года беспробудного сна. Не важно: теперь он ближе к смерти.
Санитарка захлопала в ладоши, призывая к вниманию всех пансионеров в столовой.
— Сейчас мы споем для месье Делега. Ну-ка, хором!
И все старики и старухи, в здравом уме и не очень, веселые, грустные, калеки и паралитики, запели «С днем рождения». Жереми смотрел на них с испугом. Жизнь издевалась над ним. Он и хотел бы смириться с ней, обречь себя на безразличие до самой смерти, но она настигала его, изобретательная и беспощадная. Он был двадцатилетним юношей, заключенным в теле немощного старца. Вокруг него лица — отсутствующие, приветливые или безумные — пели ему об уходящем времени. И тут он засмеялся, истерическим смехом, приглушенным его неспособностью раскрыть рот, смехом безумца, смехом больного, не в силах объяснить, чему смеется.
«Я среди живых мертвецов. Я на своем месте. У меня нет больше семьи. Я один. Как же, должно быть, несчастен тот, кто разрушил мою жизнь! Неподвижный в кресле на колесиках, он ест с ложечки и поет с сумасшедшими!»
Жереми успокоился. Солнечные лучи ласкали его кожу. Санитарка вывезла его на террасу, и он нежился в одиночестве под теплым ветерком.
Ему хотелось умереть сейчас, в этом состоянии покоя и блаженства. Он закрыл глаза, чтобы уснуть, в надежде ускорить свой конец.
— С днем рождения! — сказал рядом голос, который он тотчас узнал.
Перед ним стоял Симон с подарком в руке.