Дружба. Она предлагала мне дружбу, а я ждал любви. Я внезапно почувствовал себя отчаявшимся, одиноким, брошенным посреди улицы. Она, должно быть, прочитала на моем лице разочарование, отвернулась и пошла дальше.
— Слушай, если это свидание тебе в тягость, давай прямо здесь и разбежимся, — с удивлением услышал я свой не менее резкий ответ.
Я совершенно не собирался это говорить. Словно эти слова вырвались из темных зон моего мозга, продиктованные оскорбленной гордостью.
Она явно растерялась и призадумалась.
— Ну, я вообще-то не это хотела сказать, — промямлила она. Она мне показалась вдруг хрупкой и беззащитной. — Мне так жаль, но…
— Что — но?
— Но… я такая неуклюжая… Мне всегда так трудно…
Она подыскивала слова, такая трогательная, растерянная.
— Ладно, — неожиданно для себя перебил я. — Не оправдывайся. Давай все сначала, а?
Она ответила чудесной улыбкой.
— Пойдем выпьем по стаканчику и поговорим о литературе, чтобы познакомиться получше, — сказал я.
— Да, давай, — сказала она, явно благодарная, что я подсказал ей удачный выход.
На некоторое время оба замолчали.
Мы были еще под впечатлением этого странного разговора. В моей голове носились мысли и вопросы, я никак не мог вернуться к реальности.
— А ты давно работаешь в магазине? — в конце концов спросила она.
— Примерно полгода.
— А до этого что делал?
«Был писателем», — хотелось мне ответить.
— Был корректором в женском журнале. А ты? — спросил я, чтобы отвести разговор от моей персоны.
— Я медсестра. Работала в больнице. А теперь работаю частной сиделкой. Занимаюсь дочерью одного бизнесмена. Замечательная молодая женщина, она больна неизлечимой болезнью. Я сижу с ней последние месяцы ее жизни.
Я украдкой наблюдал за ее лицом. На нем появилось выражение грусти, покорности судьбе. Я чувствовал, что уже не просто влюблен: она заинтересовала меня, я уже восхищался ею.
Я заметил какой-то бар и показал ей. Она кивнула, соглашаясь. Официант предложил нам столик в укромном уголке, решив, видимо, что мы — влюбленная парочка и нам надо остаться наедине. Мы заказали по бокалу красного вина и легкую закуску. Она положила локти на стол и подперла ладонями подбородок. Мы некоторое время смотрели друг на друга, стесняясь такой внезапной близости.
— Прости мою выходку, — сказала она тихо. — Я иногда начинаю упрямиться там, где это не нужно, а когда надо, не могу… Такая уж я неудачница. Но мне всегда страшно, что меня не так поймут…
— Давай больше не будем об этом, — оборвал ее я.
— Ладно. Ну а теперь расскажи мне, чем ты занимаешься в этом магазине. Обожаю это место. Оно… волшебное. А сам мсье Гилель похож на ученого домового, заблудившегося и попавшего вместо дома в магазин.
Я рассказал ей, как впервые попал в книжный, как меня встретил мсье Гилель, рассказал, как он говорит о книгах, по какому принципу их классифицирует, рассказал о его чудачествах и о том немногом, что знал о его прошлом. Она слушала внимательно, смеялась, задавала вопросы.
Волшебство постепенно возвращалось в наши отношения.
Мне было хорошо с ней в этом маленьком кафе. Я любовался ее красотой, ее прелестной, неяркой мимикой, учил наизусть черты ее лица, ее манеру подносить к губам бокал. Я говорил без умолку. Мне уже казалось, что мы страшно давно знакомы, что она всю жизнь была со мной. Но в душе еще не смолкли отзвуки нашей недавней размолвки.
Потом я стал расспрашивать Лиор о ее работе. Она рассказывала увлеченно и самозабвенно. Описывала, как они разговаривают с той девушкой, как она читает ей вслух.
— Мы с ней так невероятно похожи, — призналась она. — Словно сестры, которых жизнь разлучила, а потом они нашли друг друга. У нас одинаковые вкусы, мы одинаково чувствуем. Нам нравятся одни и те же книги. Вот и роман Рафаэля Скали нам тоже обеим понравился. Мы даже вместе плакали.
Мне тут же захотелось сменить тему.
— А ты живешь одна?
— Нет, мы снимаем квартиру на двоих с подругой. Она немного с приветом, но замечательная девчонка.
Она рассказала мне, как приехала в Париж, как подружилась с Эльзой, как начала работать в больнице, а потом перешла в отделение паллиативной помощи.
Я воспользовался этим моментом, чтобы как следует рассмотреть ее и вновь закрепить в памяти уже замеченные прежде детали: изящный изгиб губ, когда она произносит некоторые слоги, ее улыбку, власть которой она явно недооценивает, кончик носа, движущийся в такт речи, манеру щурить глаза, когда говорит о чем-то важном и существенном. Я представил бархатистость ее кожи под прикосновениями моих пальцев, вкус ее губ. Каждая ее черточка, каждая особенность врезалась в мою душу, заставляла сжиматься сердце, и я слышал, как внутренний голос нашептывает мне истины, пропитанные чувством. Мысли мои были так неистовы, что я боялся произнести их вслух.
Слышала ли она мои мысли? Читала ли их на моем лице? Пару раз, казалось, она была смущена моим пристальным взглядом, старается как-то уклониться, отвлечь мое внимание на что-нибудь другое. Я тогда отводил глаза, и она продолжала свой рассказ.
Вдруг она внезапно замолчала, словно ее застигла врасплох какая-то мысль. Взгляд ее стал напряженным, озабоченным. Она даже побледнела.
— Что такое? — спросил я. — Тебе нехорошо?
— Нет, все нормально, — пробормотала она.
— Но ты белая как мел! — не отставал я.
— Просто… Я вспомнила об одной женщине, с которой познакомилась в больнице. И о том, что она сказала мне перед смертью.
— Так вдруг, ни с того ни с сего? Это связано с тем, что ты рассказывала?
— Да… Нет… в общем, не очень, — пробормотала она.
— А что она тебе сказала?
Она тряхнула головой, словно желая отогнать навязчивые мысли.
— Да забудь, пустое, — отмахнулась она. — Давай сменим тему. Слушай, а расскажи мне про Рафаэля Скали?
— А что ты хочешь знать? — настороженно спросил я.
— Что он делает? Где живет? Один или с кем-то? Он гетеросексуал или голубой? Все, что можешь мне рассказать. Вообще-то не думай, что я люблю сплетни. Просто хочется побольше о нем узнать.
Ее взгляд загорелся воодушевлением, и у меня болезненно сжалось сердце. Как этому писаке удалось зажечь в ней такой огонь, тогда как я вынужден довольствоваться обещанием дружбы? Может, она согласилась со мной встретиться только из-за того, что я с ним вроде как дружу? Может, она просто хотела с моей помощью оказаться к нему поближе? Меня охватил абсурдный, шизофренический гнев по отношению к сопернику, но я оценил последствия своих поступков и в итоге еще крепче увяз во лжи. Описал ей свой — его — путь в литературу. Самым трудным оказалось рассказывать о своей жизни в третьем лице, и пару раз у меня чуть было не вырвалось предательское «я».