Врачевательница душ… Именно это замечание прояснило мои мысли, вывело меня на верный путь, может быть, даже спасло. Эльза, сама того не желая, прояснила мне многое, что я не хотела замечать.
Нет, я не была влюблена в Рафаэля Скали.
Нет, я не старалась привлечь его внимание.
Нет, я не собиралась как полная дура пытаться его соблазнить.
Я просто позволила вырваться наружу моему темпераменту, моим убеждениям и жизненным ценностям. Я поступила с Рафаэлем Скали, как поступала с пациентами. Если в данном случае он сам не умирал, то его талант, его писательское предназначение угасали на моих глазах. Об этом мне сказал старик-букинист, и я не могла остаться равнодушной. Когда мсье Гилель предложил мне встретиться с автором, я категорически отказалась, без колебаний и сожалений. Но узнав, что Рафаэль Скали переживает тяжелый период в жизни, что он снедаем сомнениями по поводу своего таланта, я и вбила в голову, что надо с ним как-то связаться. Вот и доказательство, что меня заинтересовал не мужчина, а писатель, автор любимой книги. Мной двигала не страсть, но сочувствие.
Врачевательница душ, я хотела спасти все, что нуждается в спасении. Спасти его книги, которые он хотел бы написать и которые, может статься, никогда не увидят свет? Или слишком самонадеянным было счесть себя способной помочь ему и вновь обратить к писательству? Думала ли я только о себе? Ведь я знала, что есть еще другие Лиор, другие Серены, которые еще верят в любовь? Не в ту романтическую любовь, на которую намекала Серена. В любовь, наполненную пониманием, уважением, нежностью. В любовь, выразить которую могут только слова Рафаэля Скали.
Я подумала о теории книги-светоча, которую поведал мне старый букинист.
И я почувствовала, как передо мной предстает истина: моя книга-светоч находится где-то в глубинах разума Рафаэля Скали.
Он — единственный писатель, который способен ее написать.
Вот так я объяснила себе историю взаимоотношений с писателем.
— Ты все так вывернула, чтобы история казалась благородней и значительней.
— Нет, я чувствую, я знаю!
— Врачевательница душ! Придумала же! Акушерка романов, еще скажи!
— Я же не говорю, что мне дана такая власть. Просто такова причина, по которой меня тянет к этому человеку.
— Единственная и неповторимая причина? А может, глупость и отчаяние виной тому, что ты ему написала?
— Я сперва так и думала. Нет, не складывается пазл. Не могу я влюбиться в человека, которого ни разу не видела. Могу только почувствовать влечение к тому, что знаю о нем, к тем силам, которые в нем чувствую. Наша история — прежде всего история книги.
Естественно, Рафаэль Скали поколебал мои принципы. Он проделал брешь в моем убежденном одиночестве, открыл мне глаза: оказывается, я не так уж против вновь пережить любовную историю. Но не он был объектом этих зарождающихся чувств. Меня вела лишь тайная надежда вновь склонить его к писательству. Самонадеянно? Да. Я ведь всего лишь одна из читательниц, не более. Читательница, пыл которой он поспешил остудить и которую, вероятно, тотчас же забыл.
ИОНА
Мсье Гилель добавил к моей зарплате небольшую премию, которую попытался весьма неуклюже обосновать. Я попытался отказаться, но не тут-то было: старик стоял на своем. Таким образом, едва явившись домой, я решил пойти к домовладельцу и уговорить его отказаться от затеи с выселением, отдав ему часть долга и согласиться на выплату остального в рассрочку. Из-за тоски, охватившей меня в последние дни, я был готов плюнуть на свои финансовые проблемы и теперь пожинал плоды своего легкомыслия.
Я позвонил ему в дверь. Настроение было премерзкое, нервы на пределе. Посмотрев на меня в глазок, он открыл и вышел на порог: тренировочный костюм, непроницаемое лицо, руки скрещены на груди. Кивнул головой в знак приветствия, что меня безмерно удивило: ожидать от такого типа вежливости я никак не мог, учитывая его характер и ситуацию.
— Я пришел заплатить вам квартплату за месяц и поговорить о рассрочке.
Он откинул голову и уставился на меня пустыми глазами из-под полуприкрытых век.
— Я знаю, что вы начали процесс выселения, — продолжал я, — но я вскоре могу заплатить вам за один из прошлых месяцев.
— Что за дурацкие шутки, мсье Ланкри? — прорычал он.
— Что-что? Я не шучу… Я не хотел нанести вам какой-то ущерб. Но у меня были финансовые трудности… А сейчас удалось как-то выпутаться и…
— Издеваетесь, да? — угрожающе заревел он.
Он дернул ногой, так что я даже испугался, не собирается ли он поддать мне ногой под зад.
— Никогда не позволил бы себе подобного, — отвечал я твердо, стараясь показать, что не больно-то боюсь его.
— Значит, у вас амнезия!
— Амнезия? Почему амнезия?
— Ваша квартплата уже внесена. Что вы мне тут голову морочите?
— Квартплата внесена? — ошеломленно протянул я. — Кем же это?
— Что вы меня за идиота держите, мсье Ланкри!
— Нет… Я правда не понимаю…
— Неохота время терять, — рявкнул он, собираясь закрыть дверь.
— Погодите! Кто дал вам эти деньги? И когда? — спросил я, уже догадываясь, что произошло.
Он посмотрел на меня, словно желая сказать: «Может, хватит уже, мсье Ланкри?»
— Я должен вам объяснить, — настаивал я. — Какой-то человек оплачивает мои долги последнее время… А я не знаю, кто это.
— Вы не знаете, кто мне заплатил? — сказал он, четко выговаривая каждое слово, чтобы подчеркнуть неправдоподобность моего заявления.
— Да, человек, который вроде бы хочет мне помочь. Какой-то безымянный благодетель.
Сардоническая усмешка перекосила его лицо.
— Вы правду говорите? — спросил он, внезапно посерьезнев.
— Да. Не вижу смысла вам врать.
— Как-то лихо получается, а? Неизвестный благодетель, который платит ваши долги? С какого перепугу?
— Понятия не имею. А сколько вы получили?
Он почесал макушку, словно сомневался, сказать ли мне правду.
— Ладно… Шесть месяцев задолженности и шесть вперед.
— Целый год! — воскликнул я. — Переводом? Наличными?
— Ко мне пришел человек.
— Что за человек?
— Не знаю. Мне позвонил человек и спросил, можно ли подъехать и передать деньги, которые вы мне должны. Он сказал, что положит мне наличность в почтовый ящик в течение двадцати четырех часов. И заплатит еще вперед. На следующий день я нашел деньги в конверте. Неосторожно, конечно, что он такие бабки кинул прямо в ящик, ну да ладно, я вполне доволен.
Я почувствовал, как меня захлестывает гнев. Ситуация явно вышла из-под контроля.