— Да, все так запутано, — произнес доктор.
— Ибрагим, а ты не знаешь фамилию доктора, делавшего вскрытие.
— Знаю, это профессор Межди.
— Межди, значит, — задумчиво произнес я. — А почему мне не дали с ним поговорить, как ты думаешь?
— Не знаю, решай со следователем, я что обещал, то сделал. Я всего лишь доктор.
— А твой друг не может передать копию протокола мне?
— Нет, ты что! Протокол вскрытия отдается следователю, а он в журнале регистрации посмотрел диагноз и все.
— А он ничего не мог перепутать?
— Да ну, что тут, каждый день русские туристки умирают?
Я вернулся в камеру еще мрачнее, чем ушел из нее. Вопросы добавились. Если Наташа умерла от заболевания, то почему меня закрыли в тюрьме? И кто пустил «утку» насчет разрыва печени? И главное зачем? И почему меня держат в информационном вакууме? Получается, что есть тот, кому выгодно мое заключение, но кто он?
Ворочался с боку на бок, но ответов не находил, ничего путного в голову не шло. В камере почти все спали, после обеда шел сон-час, не было только Болтуна и Бужни. Да Абдуразак, несостоявшийся доктор, лежал через проход и читал французский роман.
Видя, что я не сплю, перебрался на соседнюю со мной кровать и заговорил. Зная, что я доктор из России, решил сравнить систему здравоохранения наших стран. Честно говоря, мне было не до него сейчас, но он прилип, как назойливая муха, и не отставал.
Через минут 15 я понял, что он довольно хорошо знаком с медициной и ее организацией в Тунисе. Мне нужно было знать, как работает судебная медицина. Естественно, он задал вопрос, зачем мне это надо. Пришлось ему все рассказать.
Я был в таком удрученном состоянии, что хотелось найти «свободные уши» и излить душу. А тут такой подходящий вариант, медик, разбирается в местных «подводных» камнях искусства врачевания, не надо объяснять про разрывы печени и панкреатиты. Тема для него знакома.
И тут произошло то, чего я так долго искал. Я получил наконец ответы на почти все свои вопросы. Но по порядку.
Подойдя к тому месту, как я беседовал сегодня с доктором, Абдуразак внезапно спросил:
— А ты в каком отеле жил? Ну, где твоя подружка умерла?
— «Шамс эль хана». А что?
— А доктора не Усама часом звали?
— Не знаю, как его звали, а ты что, знаком с ним?
— Он длинный, под два метром роста, с такой квадратной челюстью? — проигнорировав вопрос, дальше расспрашивал Абдуразак.
— Точно, он! — почти вскрикнул я. — Да, шпала такая нескладная и резкая прогнатия (выпирающая нижняя челюсть)! Такого век не забудешь!
— Ну, тогда все понятно. — Араб был в этот момент похож на сытого кота, потягивающегося на кровати, того гляди замурлычет. — Я тут всех докторов в отелях знаю! Я ж немного после института подрабатывал в отелях, приличные деньги имел, один визит 50 динаров. Как раз сеть отелей «Хана» я и обслуживал, пока этот Усама меня не вытеснил, у него большие связи, можно сказать, из-за него в Ливию и уехал, так как больше нигде не смог врачом пристроиться.
— Ну и что с того?
— А ты знаешь, как его фамилия?
— Нет, не знаю! Да в чем дело?
— Его имя Усама Межди!
— А как фамилия доктора, делавшего вскрытие? Тоже Межди! Профессор Межди — родной дядя Усамы Межди! Он его и пристроил в отель на мое место! Сечешь?
Меня словно громом поразило! Ну конечно, все так просто! А я голову ломаю!
— Абдуразак, а ты ничего не путаешь? Может, однофамильцы?
— Какие однофамильцы? Дядя его у меня судебку вел, а Усама на год позже учился. У дяди подвязки везде: и в прокуратуре, и в полиции, и в тюрьме.
— Да, а откуда этот Усама русский язык знает, я думал, он у нас учился?
— Да мать у него русская, вот и знает.
— Ясно! Получается, этот Усама прохлопал воздушную эмболию, так как сразу в нескольких номерах капельницы ставил, бегал все туда-сюда. Второпях не заметил, что воздух в системе остался, когда предыдущая капельница закончилась. Воздух из системы не стравил, а следующую поставил, он в вену и пошел. Поэтому она капельницу вырвала и умерла стоя! Она погибла от воздушной эмболии!
— Похоже на то, — согласился Абдуразак. — Когда тебя в полицию на допрос увезли, он к дяде кинулся, спаси, мол, помоги! Ну а дальше дело техники.
— Да, а меня в тюрьму зачем засадили?
— Как зачем? Чтоб ты в Россию не приехал и повторного вскрытия не потребовал, по горячим следам.
— Да, но воздушную эмболию можно только при первичном вскрытии выявить, а потом никак!
— Эмболию да, при первичном! А панкреонекроз можно подтвердить или опровергнуть и при повторном. Может, там и был панкреатит, раз ты его клинически видел, но не думаю, чтобы от него она так быстро умерла.
— Совершенно верно! — согласился я. — Клиника была, но когда я пошел за водой, боли прошли и живот при осмотре был мягкий и безболезненный. А тут вдруг за полчаса, что я отсутствовал, умерла, и написали панкреатит.
Теперь, после разговора с Абдуразаком, я понял, что стал жертвой обыкновенной подставы. По чудовищной халатности тунисского доктора Наташа умирает от воздушной эмболии. Чтобы скрыть преступление и остаться «чистеньким», перекладывают вину врача на меня. Для этого, воспользовавшись родственными связями, скрывают воздушную эмболию, истинную причину гибели девушки, пишут панкреатит, который действительно имел место, но не в такой смертельной форме. А по телефону говорят о разрыве печени. Этого достаточно для ареста, меня в клетку — и все шито-крыто.
Остается еще опасность, что родственники без моего ведома могут захотеть организовать повторное вскрытие, но надо убедить их этого не делать. А для этого надо убедить консула, что я убийца и им все ясно, дело только за приговором.
Уже вернувшись в Россию, убедился, что так оно и было. Родственников убедили не делать повторного вскрытия, объяснив, что и так все понятно, мол, убил он ее, доказательств выше крыши, зачем мертвых тревожить? Все!
Только я вот не согласен! Получается, из меня сделали козла отпущения, а истинные виновные наказания избежали!
Теперь, когда мне раскрыли глаза, стало понятно, почему никто не обращал внимание на то, КАК умерла Наташа, не проводил следственный эксперимент и не вел следственных действий.
Возможно, если бы наш консул с первого дня моего ареста проявил кипучую деятельность, то результат был бы иным. А если б еще и привлекли нашего российского доктора, попросили б кого-нибудь из хирургов наших поприсутствовать при вскрытии, их в Тунисе предостаточно, тем более что произошло оно на четвертый день гибели Натальи, то тунисские эскулапы вряд ли бы отвертелись.
Я понимал, что прямых доказательств вины тунисской стороны на руках у меня нет и вряд ли будут. Если, конечно, доктора Усаму не замучает совесть, и он не пойдет в полицию с чистосердечным признанием. Хотя вряд ли ему дадут совершить такой благородный поступок, если даже он очень захочет, уж слишком много народу в этом деле «замазано».