Но мне пока не до красот славного града Петрова: завтра на работу. Необходимо как следует выспаться, чтобы свежим и бодрым прибыть на службу.
Начало июня охарактеризовалось очередным скандалом. Изволила выйти на работу после двухмесячного перерыва заведующая инфарктным отделением Клара Алексеевна Вальтер. Сея 70-летняя дама приходилась очередной родственницей главному врачу. Только этим и объяснялось ее столь длительное пребывание у руля.
На самом деле количество руководителей весьма преклонного возраста в медицинских учреждениях Санкт-Петербурга не перестает удивлять. Не так редки 70-, 75– и даже 80-летние почтенные старцы, осуществляющие руководство в сфере медицинских услуг. Причем убрать их с насиженного места весьма проблематично. Они, как клещи, вцепились в свое кресло, ничем их оттуда не выманить.
Я понимаю, что их регалии и заслуги в здравоохранении заслуживают бесспорного уважения, но, простите, природу не обманешь. Сужение сосудов, именуемое облитерирующим атеросклерозом, не щадит никого и ничто, в том числе и сосуды головного мозга, вызывая деменцию, проще говоря – слабоумие. И вот от таких начавших впадать в маразм дедушек и бабушек зависят десятки и сотни судеб. И все это прекрасно видят, но молчат, продолжая делать вид, что все у нас замечательно. Прямо Политбюро времен Л.И. Брежнева: стоить вспомнить Арвида Яновича Пельша, несгибаемого красного латышского стрелка, в молодые годы охранявшего Ленина. Он же до последнего махал ручкой с мавзолея, став уже и вправду негнущимся стариком. Подобных деятелей, из которых песок сыпался, у власти было превеликое множество. Но время-то изменилось, сейчас, слава богу, 21 век. Как же лозунг: «Даешь дорогу молодым!»?
Кларе Алексеевне только 70, но атеросклероз уже давно и надежно поразил ее головной мозг. Она очень не любила, когда посторонние сотрудники проходили через инфарктное отделение, так как считала, что они разносят заразу и грязь.
Но так вышло конструктивно, что расположенное на втором этаже девятиэтажного правого крыла здания инфарктное отделение стояло на пути в центральное и левое крыло больницы. Следующий переход располагался лишь на пятом этаже. Заведующая отделением ревностно следила, чтобы, не дай бог, никто не прошел через ее отделение! Скандала не избежать!
Не зная всех тонкостей, я шел по инфарктному отделению, желая попасть в центральный корпус.
– Стой, куда прешь?! – На пути у меня встала пожилая женщина в белом халате без бейджа. Она расставила руки, пытаясь не пустить меня дальше.
– Спокойно, мамаша! – без особого усилия отодвинул ее в сторону и прошел куда надо. Где ж мне было знать, что это сама Вальтер по привычке преградила мне проход.
– Ап-ап! – захлопала Клара Алексеевна искривленным ненавистью ртом, едва не потеряв зубные протезы. Но так ничего не сказала. Не получилось. Потрясение было ошеломляющим. Ее, саму Вальтер, кто-то посмел задвинуть в угол!
– Дмитрий Андреевич, расскажите, как так получилось? – механически спросил главный хирург клиники, когда я явился по его приказу.
– Вы о чем?
– О конфликте с Вальтер. Вы теперь знаете, с кем связались?
– Мне заявление сейчас писать? Или вначале выслушать нравоучение?
– Да не то и не другое!
– Поясните.
– Обойдетесь! Если кто спросит, то скажите, что я с вами побеседовал. А на будущее держитесь от нее подальше. Стерва редкостная, все это знают. Но… приходится терпеть. Вы же понимаете все не хуже меня. Идите работайте!
Когда вышел из кабинета, по коридору не спеша прогуливалась Вальтер собственной персоной. Я надвинул на глаза брови и сделал скорбное лицо, будто меня только высекли. Клара Алексеевна заметно приободрилась, выпрямила спину и игривой походкой отправилась по своим делам.
– Дмитрий Андреевич, там Борматухин из 15-й палаты бузит! – обратилась ко мне Светлана, постовая медсестра, когда я добрался до своего отделения.
– Светлана Анатольевна, так 15-я – это не моя палата, – официальным тоном известил я.
– Я знаю, Паша, вернее, Павел Альбертович, – поправилась медсестра, – у них лечащий доктор. Но они его не слушаются. Молодой. Может, вы с ними поговорите?
– Я? А за что мне такая честь?
– Ну, про вас знаете что говорят? – улыбнулась Света.
– Любопытно, что?
– Говорят, Правдин такой строгий доктор, что когда он входит в палату, то больные, если на судне сидят, со страху прекращают опорожнять кишечник. А те, кто лежит в кровати, могут прямо под себя обмочиться.
– Да ну? Так и говорят? – рассмеялся я.
– Да! – улыбнулась девушка. – Ну поговорите с Борматухиным. Что мне, за Трехлебом идти? Опять тогда Пашке шею намылит.
– Ну, раз прекращают опорожнять кишечник, тогда идем!
Борматухин, 35-летний бесцветный алкоголик, похожий лицом на коровью лепешку, сидел на кровати с голым задом и пускал нюни:
– Отдайте мои штаны-ы-ы-ы!
– Так! Борматухин, что случилось?
– Доктор, отпустите меня домой! Штаны забрали и трусы. Скажите, чтоб отдали! Ы-ы-ы!
– Он с чем лежит? – повернулся я к медсестре.
– Известно с чем! С алкогольным панкреатитом!
– А что тебе дома делать?
– Полежать хочу, я здесь недалеко живу! Ы-ы-ы!
– А тут почему не хочешь лежать?
– Я на диване хочу! У меня от вашей кровати спина болит. Я полежу немного и приду!
– Врет он все! Дмитрий Андреевич, выпить он хочет! – пояснила Света.
– Нет! Я на диване хочу полежать! Ы-ы-ы!
– Борматухин, тебе что в канаве лежать, что на диване – все едино!
– Ы-ы-ы! На диване лучше!
– Лег ровно! Так! Покажи живот! Подыши животом! Замечательно! Светлана Анатольевна, отдайте ему штаны, и пусть катится на все четыре стороны! Острого ничего не вижу!
– Да вы что! А вдруг с ним что-нибудь случится?
– А что с ним может случиться?
– Напьется! Снова к нам попадет!
– Напьется – в блок экзогенной интоксикации сдадим.
– А что это такое? – насторожился Борматухин.
– А вот напьешься – узнаешь!
– Нет, вы сразу скажите! Может, я никуда и не пойду тогда!
– Тогда лежи! Лечись!
– Ладно! Два дня еще полечусь! А то сразу в блок какой-то!
– Спасибо вам, Дмитрий Андреевич, лихо вы его! – поблагодарила медсестра, когда мы вышли из палаты. – Скажите, вы бы его и в самом деле выписали, если бы он и дальше бузить стал?
– Ну, я бы не выписывал, все-таки Павла Альбертовича палата. Ему историю оформлять. Но отпустил бы. Если он не хочет лечиться, зачем его понапрасну держать?