— Их и сажают, я имею в виду розочки. Знаешь что,
дорогой друг, — обняла я его за плечи, — подарок твоей благоверной я
сама куплю, а то тебя из дома погонят, так и не дождавшись очередного звания.
Жить тебе негде, выходит, придется тебя усыновлять. А на фига мне это счастье?
Так что поехали.
— Поехали, — вздохнул Артем. — Совсем забыл.
Звонила подруга Луганской, зовут Лика, фамилия Колчина, интересовалась
обстоятельствами смерти Луганской и очень хотела поговорить с тобой. Номер
телефона оставила.
— А ты с ней говорил?
— А как же. Но дама была уклончива до невозможности.
Хотя тебе, судя по всему, душу откроет. Ты у нас прирожденный мастер
развязывать языки.
— Тебя послушать, так я подвизалась пытарем в гестапо.
— Ну, пытарем или нет… — Артем засмеялся, но тут же
заговорил серьезно:
— Может, девица что-то знает, а может, интересничает. В
любом случае поговорить с ней стоит. А у тебя как дела?
— Как сажа бела, — осчастливила его я. —
Похоже, Никитин выбалтывал подружке величайшие секреты, и ее вполне могли за
это убрать.
— А нельзя было с такими новостями до завтра
подождать? — возмутился Вешняков. — Что ты за человек, никакого понятия.
У меня же година… тьфу ты, праздник у меня.
— Хорошо, подробности завтра.
— Завтра тоже не надо, завтра у меня будет голова
болеть. Слушай, а хороших новостей у тебя нет? — с надеждой спросил он.
— Хороших не держим, — отчаянно замотала я
головой.
Я свернула на стоянку универмага. Артем, продолжая болтать,
побрел вслед за мной к центральному входу. Через десять минут стало ясно, что я
его сюда привезла зря.
— Это что такое? — потосковав возле прилавка,
спросил он.
— На ценники не смотри, — посоветовала я. — С
непривычки крыша едет.
— Скажи, что бы я мог здесь купить на свою зарплату?
— Вот эту коробочку, — ткнула я пальцем в витрину.
— А это что? — заинтересовался Вешняков.
— Просто коробочка. В нее можно что-то положить,
например, колечко с бриллиантом, но это за отдельную плату. Туда не смотри, там
у парней покрепче тебя возникает чувство неполноценности со стойкой тягой к
депрессии.
— Идем отсюда, — заторопился Вешняков.
— Я хочу купить твоей жене духи, не мешай выбирать.
— Не надо ей здесь ничего покупать, — не на шутку
разволновался он. — Представь, что ее сюда занесет нелегкая, она ж, как
все бабы, любопытна, точно обезьяна. И что она обо мне подумает? Муж взятки
берет.
— Точно. А деньги жмет. Втихаря пропивает или вторую
семью завел, — подсказала я. От такой перспективы Вешняков позеленел.
— Идем отсюда! — возопил он так, что на нас стали
обращать внимание.
Я схватила его за руку, припала к плечу и загнусила:
— Дорогой, можно я куплю себе эти духи, мне так
хочется, милый, для тебя ведь это сущая ерунда.
— Купи, дорогая, — оскалился Вешняков. По его лицу
было видно: не будь я бабой, дал бы в зубы.
Я бросилась к кассе, то и дело поглядывая на него с
томлением, заплатила за духи и вернулась к нему.
— Я так счастлива, — сообщила я застенчиво.
— А я-то как счастлив, — заныл он. — Ладно,
пошли за цветами.
Мы направились в цветочный отдел и едва не столкнулись с
Тагаевым. На нем висела грудастая блондинка неопределенного возраста, под слоем
штукатурки черты не угадывались, поди разберись, что она скрывает: морщины или
юный возраст.
— Привет, — сказал Тагаев и первым делом
запечатлел поцелуй на моей щеке, потом пожал руку Вешнякову. Они часто
встречались на моей кухне и могли бы считаться приятелями. Такие отношения
противоборствующих сторон меня забавляли. Впрочем, с точки зрения закона,
Тагаев был чист, а остальное не в счет, как известно, не все то правда, что
бабы врут. — Здесь что, кого-нибудь пришили? — пошутил Тагаев. Шутка
так себе, но что поделаешь, сами напросились. Похоже, мы с Артемом ни о чем, кроме
убийств, говорить не можем, и люди к этому привыкли.
— Пока нет, — ответила я, — но мы
приглядываемся. На самом деле у Вешнякова сегодня большой праздник.
— Ага. Годины, то есть юбилей.
— Годовщина свадьбы, — подсказала я.
— Точно, — вздохнул он с облегчением. — Идем
покупать жене цветы.
— Берегите себя, старайтесь пить умеренно, —
хохотнул Тагаев. Сказать ему особо было нечего, но уходить он, почему-то не
спешил. — Между прочим, вы смотритесь молодоженами, — заметил он.
Голос его звучал странно, то ли с насмешкой, то ли с обидой.
— Вешняков не смотрится, — принялась трещать
я, — у него же година.
— Юбилей. И ты уже выступила с сольным номером, люди до
сих пор на нас таращатся.
— Это она может, — кивнул Тагаев.
Его девушка уже некоторое время явно томилась, но голос
подать не рискнула и даже робким покашливанием не торопила возлюбленного. Знать
бы, с какой стати он прирос к полу, таращится на меня и с места не двигается.
Надо брать инициативу в свои руки.
— Ладно, мы пошли. Нас дома ждет жена и салат оливье.
— Селедка под шубой, — поправил Артем.
— Тоже хорошо, — кивнула я. Мы простились и
поспешили за цветами.
К выбору букета Артем отнесся без всякого интереса,
поразмышлял о чем-то, сдвинув брови, и спросил не к месту:
— Вы что, поссорились?
— С кем? удивилась я.
— С Тимуром, естественно.
— Нет. С какой стати?
— А чего у него вид такой, точно ему одно место дверью
прищемили?
— Может, и прищемили, почем я знаю?
— И у тебя я его давненько не видел.
— А ты сам-то часто ко мне заглядываешь?
— Шла бы ты замуж, честное слово, — вздохнул он.
— Держи букет и иди с ним и с советами вон в том
направлении.
— Между прочим, я спросил не просто так, — бубнил
Вешняков по дороге к машине. — У Тимура отношение к тебе серьезное, уж
я-то в таких вещах понимаю.