Месть князя - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Маслиев cтр.№ 20

«Насчет того, что в любой момент можешь себе брюхо проткнуть, может, ты и прав, – размышлял Михаил, не спеша убирать револьвер. – Только вот в «Кемпейтай» дураков не держат, чтобы ножичками по поводу и без повода себе брюхо корябать. Такой все предусмотрит. Ну что ж, послушаем, поторгуемся… Все равно по узкому коридору сквозь пулеметный огонь не проскочишь, и на окне решетка – гранатой не возьмешь, даже если бы она и была. Да и, вырвись мы наружу, шансов прорваться маловато. Так что: послушаем самурая».

Михаил опустился на стул бесстрастно, «делая лицо», и уставился на японца:

– Откуда русский так хорошо знаете? – и, выдерживая паузу, умолк.

Кингоро без обычной, присущей его лицу, надменности улыбнулся.

– Мне нравится, как вы держитесь. Я два года проработал в Москве в прачечной, удостоился от господ большевиков похвалы за хорошо выполненную работу. Заодно, вместе с бельем, получал и необходимую информацию. Так что: от большевиков – похвалу, а от императора – орден Золотого орла…

Закончить он не успел. В дверь громко постучали. Михаил бесцеремонно поднял своего собеседника и, прячась за ним, приставив револьвер к его спине, открыл засов на входе.

Дверь, пропустив Лопатина и Блюма, резко захлопнулась. Евгений с места ляпнул:

– Впервые позавидовал маленькому росту Блюма! Со связанными за спиной руками и в кандалах на ногах ему сподручней было бодать китайских охранников.

Радостно уставившись на японского капитана, он, пугающе замахнувшись, добродушно засмеялся:

– У-у, жаба желтожопая! Такого парня чуть не придушили…

– Осади, Евгений. Скорее всего, господин Кингоро сейчас будет нас вербовать и, возможно, станет нашим прямым начальником. Осади…

Михаил, заперев двери и протянув друзьям винтовки (Кингоро предусмотрел все: их еще перед кабинетом освободили от наручников и кандалов), круговым движением освободил японца от пут.

Потирая руки, тот, с видом хозяина, уселся, развалясь на диване, жестом указав друзьям на стулья возле письменног стола. Кабинет был обставлен оставшейся еще от англичан европейской мебелью.

– Итак, господа! – сразу начал он, отметая возможные вопросы. – У вас есть всего два пути. Первый вам только что продемонстрировали.

Он недвусмысленно указал на окно, за которым находился дворик с виселицей.

– Кстати, господину Муравьеву за убийство двух китайских надзирателей, – он перевел взгляд на трупы китайских солдат, – грозит та же участь… Второй – это тесное сотрудничество с секретной разведывательной службой Японии, находясь в элитарном подразделении под моим началом. Тем более что вы будете продолжать то дело, которое не завершили семь лет назад, – бороться против большевистской России. Подумайте, выбор у вас небольшой. Даже если вы каким-либо чудом ускользнете отсюда… Хотя… уверяю – этого чуда не случится, во всем мире будут воспринимать вас как обычных криминальных преступников. С другой стороны, освобождение Родины от большевизма – святая обязанность каждого русского патриота. В этом наши цели сходятся. И если раньше вы делали это исходя из чувства голого патриотизма и справедливости, то теперь вам будут платить деньги, и, уверяю вас, очень хорошие деньги.

По-видимому, Кингоро почерпнул данные о них от своего агента Крылова, который не был информирован ни о финансовых и политических возможностях Муравьева, ни о социальном статусе во Франции врача Лопатина, ни о владельце крупного гаража – Блюме. Все знания о них базировались у Крылова только на эпизодической встрече во время наступления красных под Челябинском в 1919 году, которое едва не закончилось для него трагически. Но, как говорится, от судьбы не уйдешь. При второй встрече он получил то, что заслужил еще во время первой.

– И еще хочу добавить, – продолжил Кингоро. – Служить вы будете в окружении своих товарищей – кадровых русских офицеров. Причем среди лучших из лучших. Крылов хорошо знал свою работу, рекомендуя нам только матерых профессионалов, которые, кроме всего прочего, еще проходили отбор в специальном лагере. Но то, что показал сегодня князь… – он кивнул на Муравьева, – такого я еще не встречал… И склонность к анализу, и хладнокровие, и физические данные… А Крылов уверял меня, что вы двое, – он обратил свой взор на Лопатина и Блюма, – мало в чем уступаете ему. Так что для вас троих отборочного лагеря не будет. Вы сразу попадете в учебный центр. Многое еще придется узнать, прежде чем приступите к работе… Прошу вас, Михаил Николаевич, – обратился он к Муравьеву, – возьмите в письменном столе договоры о сотрудничестве.

Разговаривал Кингоро с ними на хорошем русском языке с легким акцентом, без свойственных японской элитной самурайской касте чванливости и превосходства, видя в них и уважая силу настоящих мужчин, воинов. Но чем больше симпатии он внушал к себе, тем большее раздражение рождалось в душе Михаила – все-то Кингоро говорил правильно, но…

«Вот именно „но“…» – Михаил молча вглядывался в слегка растерянные лица друзей, прочитавших договор и размышлявших, как и он, причем явно не над содержанием договора, а над осмыслением своего внутреннего «я».

«Японец предложил нам жизнь, как хозяин, как деляга, как плут и мошенник. Вначале украл, а потом предложил нам выкупить, да еще обрядил эту сделку в шикарную тогу благодетеля и патриота. Ну впрямь – отец родной. Но это его профессия. Расквитаемся», – прислушиваясь к правильным речам японца, Михаил опять почувствовал раздражение.

«Для того чтобы остаться в живых, есть много возможностей. Можно согласиться с предложением и всю жизнь преданно лизать руку хозяина. Можно, для видимости, согласиться и потом сбежать, прячась и боясь разоблачения, с мелким чувством трусливого раба. Чтобы выжить, можно придумать еще много подобных вариантов, вариантов трусливо поджавшего хвост проигравшего. Но тогда человек просто выживает, он перестает жить. Ведь жизнь – это победа над врагом, над обстоятельствами, над своими слабостями…»

Кингоро предлагает продать свою Родину. Пусть она находится под властью их врагов, но он предлагает бороться не для ее освобождения. Против большевизма, но для интересов Японии. «Хакко итиу» – весь мир под одной крышей, японской крышей.

«А вот хер вам!.. Аристократ поймет аристократа… Поймешь ты!.. Когда умоешься кровавой самурайской юшкой… Все правильно. Предательство – это отклонение от нормы, и нормальный человек ощущает отклонение от этой нормы. Это выше идеологии социальных философствований, это зовется просто – совесть. Предавать нельзя не только что-то или кого-то. Нельзя предавать самого себя. Предательство не побеждает, оно пресмыкается. Предатель не живет, а существует, чтобы потом разложиться в своем смрадном ничтожестве».

Михаил перевел взгляд на Кингоро. «Этот молодой, считающий себя мудрым японец не торопит, думая, что выхода у нас нет. Ну и пусть. Что такое мудрость, я пока не знаю, но у Кингоро – это не мудрость, а хитрость. А по Ларошфуко… – тоже коллега, «добрый дядя» шпионил везде, где только можно… Так вот, по Ларошфуко, хитрость – это «признак недалекого ума». Он думает, что загнал нас в угол и что мы будем играть его картами… Да, карты его, только крапить их будем мы. Парень искал неприятностей – он попал по адресу».