Панорама времен - читать онлайн книгу. Автор: Грегори Бенфорд cтр.№ 54

Маркхем пожал плечами, отогнал от себя эти мысли и пошел по Котон-трейл к величественным шпилям города. Американец, на которого не распространялись эти тонкости классовых отношений, — он был человеком с временной пропиской. Год, который он провел здесь, приучил его к лингвистическим различиям. Фразы вроде “комитет намерен” и “правительство полагает” больше не заставляли его задумываться. В том, как Петерсон скептически поднимал брови и произносил чуть повышенным сухим тоном “хм”, он безошибочно угадывал хорошо закаленное классовое оружие. Грассирующий приятный звук голоса Петерсона, когда он произносил слова “досуг” и “план”, просто ласкал слух по сравнению с резкими командами американских администраторов, которые любую информацию называли не иначе как “поступивший сигнал”, “адресовали проблему”, высказывали предложения в виде “пакетов”, но не всегда “покупали это” и всегда участвовали в “диалоге” с общественностью. На возражения против такого звонкого стиля отвечали, что “это только семантика”.

Маркхем сунул руки в карманы куртки и пошел дальше. Он устал от громоздких расчетов математической физики, которыми занимался в течение многих дней, и сейчас мечтал о длительной уединенной прогулке, чтобы прогнать усталость и раздражение. Он прошел мимо стройки, где одетые в комбинезоны шимпанзе клали кирпичи и выполняли другую тяжелую работу. Просто интересно, как много удалось добиться за последние несколько лет в результате опытов с ДНК.

Когда он подошел к автобусной остановке, что-то привлекло его внимание. В конце очереди стоял чернокожий в теннисных туфлях. Глаза у него прыгали, а голова дергалась, как у марионетки. Маркхем подошел к нему вплотную, прошептал: “Бобби за углом” и прошел мимо. Негр застыл на месте, потом стал дико озираться по сторонам, после чего пристально посмотрел на Маркхема. Мгновенное замешательство, а затем он бросился в противоположную сторону. Маркхем улыбнулся. Обычный прием: дождаться, когда автобус подрулит к остановке и очередь сосредоточится на желании войти в него, выхватить сумки у нескольких женщин и дать деру. Прежде чем публика обратит на него внимание, он будет уже далеко. Маркхем знал такие приемчики по Лос-Анджелесу. Он вдруг с грустью осознал, что никогда бы не распознал этого, если бы парень не был чернокожим.

Он, не торопясь, прогуливался вдоль Хай-стрит. Попрошайки немедленно протягивали руки, видя его американскую куртку, и быстро убирали их, когда он хмурился. На углу улиц Сент-Эндрю и Маркет-стрит стояла парикмахерская Баррета. Поблекшая вывеска гласила: “Баррет хочет брить всех, но только тех мужчин, которые не желают бриться сами”. Маркхем рассмеялся этой типично кембриджской шутке. Она напоминала силлогизмы Бертрана Рассела и математиков прошлого столетия. Это вернуло его к проблеме, над которой он бился, — путанице причин и следствий, связанных с экспериментом Ренфрю.

Вопрос напрашивался сам собой: “А как насчет его самого? Кто побреет бедного старого Баррета?” Если Баррет хочет побриться и вывеска справедлива, значит, он не хочет бриться сам. А если Баррет не хочет бриться сам, тогда, если верить вывеске, он хочет побриться сам. Этот парадокс углядел Рассел, и он же пытался его разрешить, создав то, что он сам называл “мета-знаком”, который говорил: “Баррета не должно быть среди тех людей, к которым относится первая часть вывески”. Это давало хорошее решение проблемы Баррета, но в реальной жизни не все так просто. Хотя Маркхем не подавал виду, предложение Петерсона не посылать сообщение банку сильно его беспокоило. Беда всей теории тахионов состояла в том, что идея случайных замкнутых контуров не соответствовала нашему общему времени, движущемуся вперед. Что будет, если они не передадут в банк свое сообщение? Изящный маленький контур, стрелки направления движения которого указывали из будущего в прошлое, а потом обратно, тут разрывался. Здесь не отводилось места человеку. Цель современной физической теории состояла в том, чтобы рассматривать реальность независимо от наблюдателя, по крайней мере до тех пор, пока квантовая механика оставалась в стороне. Однако если Петерсон оказывался частью этого контура, он мог в любой момент переменить свое решение, тем самым изменив контур. А может, он уже изменил? Маркхем отвлекся, глядя сквозь мутное стекло, как стригут мальчишку с огненно-рыжей гривой. Где же свободная воля человека? Какова ее роль в этой загадке?

Уравнения молчали. Если Ренфрю добьется успеха, изменится ли их окружение? Маркхему стало очень тоскливо, он подумал, что цветения водорослей в океане не происходило. Он, Ренфрю и Петерсон выйдут из Кавендиша и обнаружат, что никто не понимает, о чем они говорят. “Цветение океана? Но эту проблему мы решили Бог весть когда”. Они покажутся людям троицей сумасшедших, свихнувшихся на одном и том же. И все-таки, если быть последовательным, нужно помнить, что, согласно уравнениям, передача сообщения не может иметь большого эффекта. Прежде всего оно не ликвидирует проблемы, о которой говорится в послании. Таким образом, должна сохраниться некая самодовлеющая картина, из которой Ренфрю все-таки получил первоначальную идею, после чего обратился к Всемирному Совету, но…

Маркхем покачал головой, стараясь избавиться от этих мыслей, и вдруг ощутил, как странный холодок прошел по спине. Что-то здесь было упрятано поглубже, не хватало критических физических элементов.

Он разволновался и быстро зашагал прочь. В этот день игра в крикет на Паркер-Плейс, большой клинообразной площадке, проходила лениво. Столетие назад, подумал Маркхем, математик Харди тоже наблюдал за игрой на этом же самом месте и так же часто бездельничал в послеполуденное время, как он. Маркхем знал принципы игры, но в деталях не разбирался. Он не понимал крикетного жаргона, например “квадратная нога”, и никогда не мог оценить как проходит игра. Он прошелся взглядом по рядам зрителей, склонившихся в своих шезлонгах, и подумал о том что сказали бы те люди, которые наблюдали за крикетов сто лет назад, о нынешней Англии. Правда, он сильно подозревал, что так же, как и теперь, большинство считали, что завтра будет незначительно отличаться от сегодня.

Маркхем свернул на Риджеит-стрит, прошел мимо университетского ботанического сада. Чуть дальше находилась школа для мальчиков — как сказал в древности один король: “Дабы распространять приличные манеры, свойственные высшим классам”. Он неторопливо прошел через арочный вход на территорию школы и остановился у доски объявлений. Перечисленные ниже учащиеся, потерявшие личные вещи, должны явиться в кабинет префекта в четверг, 4 июня.

Никаких “пожалуйста”, никаких смягчений. Просто и по-военному коротко. Маркхем представил себе короткий разговор: “Сожалею. Наказание обычное — пятьдесят строк, написанных хорошим почерком. Представить завтра к обеду”. И виновный сквозь зубы произносит: “Я больше не буду так безответственно относиться к своим личным вещам”. То, что школьник мог пользоваться почти для всех учебных работ диктофоном, в данном случае не играло никакой роли. Важно соблюсти принцип.

Странно, как долго остается проформа, когда все остальное — здания, политика, слава — уходит в прошлое. Может, в этом секрет прочности данного места? Здесь царило безвременье, слишком хрупкое, чтобы сохраниться в сухом климате Калифорнии. Теперь, когда лето в самом разгаре, восстановленные обычаи школ и колледжей казались очень старыми, просто уже изношенными кусками времени. Маркхем почувствовал, как у него улучшается настроение после сырой зимы и бесконечно дождливой весны.