Когда они подъехали к железнодорожному вокзалу в Аугбурге, в восьмидесяти пяти милях от Берлина, Стеттон взглянул на ручные часы: было без двадцати пяти минут три. Он сунул в руки шоферу десять стофранковых купюр и бросился по тоннелю на вокзал.
- Поезд на Маризи ушел?
- Нет. Еще три минуты.
- Он еще стоит?
- Да.
И через пять минут Стеттон сидел в том же купе, которое покинул в Берлине.
Он был уверен, что Василий Петрович остался далеко позади. Стеттон видел, как тот бежал за ним по берлинскому вокзалу, но найти кого-то в Берлине непросто. Нет, ему больше не нужно опасаться Василия Петровича. Хитрому русскому попался равный соперник.
Стеттон подумал, что для пущей уверенности следовало бы пройтись по поезду, и попытался это сделать.
Но в большинство купе двери были закрыты, и попытка оказалась бесплодной. Он вернулся в свое купе, сел и постарался отвлечься, насколько это было возможно в создавшихся обстоятельствах.
Трудно сказать, чей портрет яснее возникал перед его мысленным взором: Алины или чернобородого.
Чем ближе он подъезжал к цели своего путешествия, тем более возрастали его нетерпение и беспокойство.
Что скажет Алина? Что она сделает?
Встреча с Василием Петровичем совсем лишила его равновесия; он действовал почти с маниакальной одержимостью.
Когда поезд наконец к вечеру следующего дня остановился на вокзале Маризи, он бросился через вокзал, прыгнул в такси и крикнул водителю:
- Во дворец!
Глава 25
НА БАЛКОНЕ
На восточной стороне дворца Маризи от угла до угла здания, примерно в двадцати футах от земли, тянулся балкон, закрытый с дороги деревьями и кустарником.
На этот балкон выходили застекленные двери апартаментов принца и примыкавших к ним покоев принцессы.
Над мраморной балюстрадой качались ветви величественных столетних деревьев, а летом сюда поднимались тысячи ароматов из разбитого внизу сада. Теплыми летними вечерами это был самый приятный и уютный уголок в городе.
На балконе сидели принцесса Маризи и мадемуазель Жанвур. Наступил вечер, начало девятого. Они пришли сюда недавно. Алина взяла с собой Виви отчасти для того, чтобы избежать бесцеремонного появления других обитателей дома, отчасти из-за того, что желала наедине сообщить ей твердое решение, которое приняла только сегодня. О том, что если Виви все еще желает выйти замуж за герра Фредерика Науманна, то принцесса дает на то свое согласие и благословение.
Женщины долго сидели молча.
Вечер был мягкий и тихий, внизу благоухал сад, его ароматы достигали балкона. Издалека доносился шум города, но его приглушали деревья и расстояние, отчего он звучал всего лишь успокаивающим фоном. Все вокруг было тихим и мирным, такой же мир и покой были и на душе принцессы. В ее планы входило не только удовлетворение собственных желаний, здесь она уже достигла блистательного успеха, но и устройство счастья, - что она и намерена была сейчас обсудить, - ее Виви, единственного существа в мире, к которому она питала подлинную привязанность.
Она пожала руку Виви и уже собиралась было заговорить, когда ее внезапно прервал слуга, появившийся в одном из окон, выходивших на балкон.
Принцесса нетерпеливо обернулась:
- В чем дело? Я же не велела беспокоить!
- Я знаю, ваше высочество, - извиняющимся тоном произнес слуга, - но месье Стеттон очень настаивает. Он...
- Месье Стеттон?! - воскликнула принцесса.
- Да, ваше высочество. Он внизу. Я не мог ему отказать. Он утверждает, что ему крайне необходимо немедленно поговорить с вами.
Принцесса взяла себя в руки и спокойно приказала:
- Проводите его наверх, я встречусь с ним.
Потом, когда слуга исчез, повернулась к Виви:
- Тебе лучше уйти, дорогая. Я хотела тебе кое-что сказать... но это подождет. Поцелуй меня.
Виви поцеловала ее не один, а много раз, потом повернулась, чтобы уйти. Когда она проходила через холл, ей встретился Стеттон. Он почти бегом торопился на балкон и потому только на ходу кивнул ей.
Его бледное лицо и возбуждение вызвали любопытство Виви, но она ничего не сказала и неторопливо удалилась в свои комнаты.
Стеттон ступил на балкон. Здесь было сравнительно темно из-за тенистых деревьев, и, войдя из ярко освещенного дворца, он в первый момент ничего не разглядел.
Но услышал голос Алины:
- Сюда, Стеттон. Я здесь. В чем дело? Почему вы вернулись?
Он подошел к тому месту, где она стояла, облокотившись на перила, обнял и поцеловал ее. Она выдержала его объятие с плохо скрытым нетерпением и повторила:
- Почему вы вернулись?
- Я доехал до самого Парижа...
- Вы видели месье Кандале?
- Да.
- Его ответ?
- Благоприятный. Но... - Стеттон замялся, потом без подготовки сказал: - Алина, Василий Петрович жив.
Я видел его.
Лицо принцессы внезапно побледнело, так побледнело, что Стеттон заметил это даже в сумраке, царившем на балконе. Она схватила его за руку:
- Василий? Вы видели Василия? Где? Когда?
- В Париже. На вокзале Гар-дю-Нор.
- А он вас не видел?
- Видел и последовал за мной в Берлин. Там я от него избавился.
И он поведал обо всех событиях последних двух дней, начиная от беседы с Василием Петровичем в парижском кафе и заканчивая своим прибытием во дворец несколько минут тому назад. Принцесса стояла, изумленно глядя на него. Никогда еще он не видел Алину такой взволнованной, она была как натянутая струна.
- Дурак! - вскричала она, когда он закончил. - Вам вообще не следовало возвращаться в Маризи! Почему вы не остались в Париже и не написали мне оттуда? Почему вы не... Впрочем, хватит! - Ее голос был полон ярости и презрения. - Орел не ловит мух. Хотя следовало бы предполагать, что и муха неспособна поймать орла.
Стеттон не совсем понял это замечание, но и тона было достаточно. Он стал горячо уверять ее, что сделал лучшее из того, что было возможно; в конце концов, он не уехал в Америку и не оставил ее в опасности!
- Mon Dieu! Что за человек! - сказала Алина с еще большим презрением. - Вам лучше было бы уехать, чем привести его прямо ко мне.
- Я же говорил вам, я оторвался от него в Берлине! - закричал бедный Стеттон, ожидавший большей благодарности за свой героизм.
- Возможно, - с трудом сдерживаясь, сказала принцесса, - но вы вряд ли перехитрили Василия Петровича, мой дорогой Стеттон. Я не сомневаюсь, что он в Маризи... может быть, на улице... или в саду... сейчас.