– Разве так можно, господа? – на этот раз в голосе Санглиера прозвучала укоризна. – Нарушили условия договора, да еще и оставили город без защиты. Приходи – и забирай. Короче, как вы понимаете, упустить такой случай я не мог. Кингстон захвачен, и теперь лишь от вашей готовности к сотрудничеству зависит, останется ли он цел.
Последние две фразы прозвучали с металлом в голосе.
На оружие в руках присутствующих Санглиер внимания не обращал. Мало ли какие предметы могут быть у людей! У губернатора, к примеру, подсвечник. И что из того?
В гостиную заглянул еще один флибустьер, но Санглиер сказал ему несколько слов на непонятном языке, и тот исчез.
– Садитесь, господа. Нам надо решить несколько вопросов. – Пират сделал приглашающий жест в сторону кресел.
И тут командор Пирри очнулся. Он понимал: жизнь окончена с невиданным позором, но поднявшийся в душе гнев потребовал хотя бы наказать главного виновника случившегося.
С перекосившимся в припадке чувств лицом командор вскинул руку с пистолетом.
Среагировал Санглиер молниеносно. Он только что стоял в состоянии кажущейся расслабленности, и вдруг шляпа отлетела в сторону. Флибустьер неуловимым движением выдернул из перевязи пистолет и выстрелил навскидку. Раньше, чем командор Пирри успел выстрелить из своего.
Пуля вошла моряку точно между глаз, и рухнувшее на пол тело было уже трупом.
– Надеюсь, джентльмен на меня не в обиде. Он начал первым, – прокомментировал Санглиер, кладя использованное оружие на ближайший столик.
Мэри и губернатор невольно посмотрели на двери. Вот сейчас на подмогу своему предводителю ворвется толпа разнузданных любителей поживы, и тогда…
Вопреки ожиданиям, никто не стал врываться в гостиную с ножами и пистолетами в руках. То ли пиратов в доме было мало, то ли они были уверены в мастерстве Командора.
– Что вы сделали с моим отцом? – Отсутствие подмоги и вид убитого моряка привел Мэри в чувство.
– Что я с ним должен был сделать? Ничего, – пожал плечами Санглиер. – Я высадил его на остров, согласно договору, и даже предоставил продуктов на неделю. Насколько я видел, ни один из фрегатов к острову подходить не стал. Значит, ваш отец жив и невредим.
Теперь гнев стал расти в душе Мэри. Гнев на себя, за то, что так долго находилась словно во власти чар, гнев на покойного Пирри, что не сумел как следует продумать операцию, гнев на этого самоуверенного флибустьера, ворвавшегося в ее жизнь и не дающего покоя… И главное, послушать его – он всегда и во всем прав. И не только прав, но и благороден, насколько это позволительно при его профессии.
Санглиер уловил перемену и спокойным тоном произнес:
– Прошу прощения, леди, но если вас не затруднит, то будьте любезны положить свое оружие. Пистолет имеет подлое свойство стрелять. Поэтому не искушайте судьбу.
А вот этого он лучше бы не говорил!
– Хотите сказать, убьете меня как несчастного командора? – Губы девушки кривились в подобии не то улыбки, не то усмешки. Нехорошей такой улыбке. – Стреляйте! У вас это отлично получается! Раз – и все!
– Я не воюю с женщинами, – повторил однажды произнесенную фразу Санглиер.
– А я вас заставлю! Ну же!
– Мэри! – предостерегающе вскрикнул губернатор.
Это было первым словом, произнесенным им в гостиной.
Но гнев девушки уже перерастал в истерику. Она резко вскинула руку с зажатым пистолетом и прицелилась в флибустьера.
– Стреляйте! – голос чуть не сорвался на визг.
– Зачем? – тихо спросил Санглиер.
В его лице не было даже тени беспокойства.
– Мэри! – вновь произнес губернатор.
И в этот момент девушка выстрелила.
Стоявший неподвижно Санглиер чуть дернулся. Мэри показалось, что сейчас он упадет, рухнет, как перед ним – другой командор, и с ее губ приготовился сорваться дикий крик.
Однако дым рассеялся, а Санглиер продолжал стоять.
– Теперь стало легче? – спокойно осведомился он.
И тут Мэри не выдержала. Позабыв о достоинстве, она в несколько шагов подскочила к флибустьеру и попыталась обрушить на него ряд ударов.
Именно что попыталась. Санглиер мгновенно перехватил ее руки, и девушка напрасно рвалась из его мертвой хватки.
– Ненавижу!
Она рванулась еще и неожиданно для себя оказалась в крепких объятиях.
Девушка несколько раз судорожно дернулась, но потом ее тело обмякло. С гулким стуком рухнул на пол разряженный пистолет.
– Все хорошо. Просто отлично, – прошептал Санглиер.
Его рука мягко прошлась по девичьим волосам. Он ласкал Мэри, словно котенка, а та лишь прижималась к нему, неожиданно беззащитная, слабая.
– Воды! – тихо потребовал Санглиер у губернатора.
– Что? – не понял тот.
Он никак не мог прийти в себя от всех обрушившихся на него известий и картин.
– Воды! – громче проговорил Санглиер.
Он продолжал удерживать прильнувшую к нему Мэри, однако объятия были целомудренны, будто в них была заключена сестра.
Губернатор почему-то осторожно подошел к двери, открыл ее, и в проем немедленно вошел уже заглядывавший сюда флибустьер.
Вид предводителя, сжимающего в объятиях дочь знатного лорда, вызвал у пирата веселую улыбку. Он явно едва сдерживал смех, и только строгий взгляд Санглиера заставил пирата стать несколько серьезнее.
Он выслушал несколько сказанных Командором слов, что-то ответил не без ехидства и только потом вышел, чтобы вернуться сюда со служанкой.
За окном наступало утро. Довольно безрадостное для жителей города.
17
Флейшман. От Ямайки до Гаити
Представшая моему взору картина была великолепной по всем канонам романтического искусства. Суровый Командор нежно прижимал к могучей груди высокомерную британскую леди, а та с готовностью таяла в его крепких объятиях. Чуть в стороне валялся труп незадачливого пожилого франта, а в уголке с видом рогатого муженька растерянно взирал на все губернатор.
Конечно, на деле объятия не были такими уж крепкими. На груди Командора висели перевязи с пистолетами, а он не такой зверь, чтобы вдавливать в нежное девичье тело все эти твердые железяки. Но что касается леди, она даже если не таяла, то обмякла вполне натурально. При хваленой британской чопорности, возможно, в первый и в последний раз в жизни.
Бедная девушка!
Интересно, а если поделиться увиденным с прекрасными пассиями Командора? Устроят ли они ему – вдвоем! – ужасную сцену ревности? Вот было бы зрелище! Или, быть может, решат, что такому бравому молодцу двоих недостаточно?