— Разумеется. Удовлетворительно.
— Так мне копать дальше?
— Да. Чем глубже, тем лучше. Ценнейшая находка — это служащий, который делал фотокопии. — Вулф повернулся ко мне. — Арчи! Ты знаешь молодого Сперлинга лучше, чем мы. Он простофиля?
— Если я и думал так раньше, — честно признался я, — то теперь не думаю. Простофиля не может грести прибыль с ресторана в Бостоне и с манхэттенского балета. Я его недооценивал. Ставлю три против одного, что знаю, где находится фотокопия чека Джимми. В сейфе, в конторе Мерфи, Кирфота и Рони.
— Похоже на правду. Еще что-нибудь, Сол?
Скажи он сейчас, что Джимми подснял миллиончик, водя по кругу пони или заправляя на птицеферме, я бы не удивился, но, видимо, до этого у Джимми просто руки не дошли. Сол и Орри побыли еще немного, пропустили по стаканчику, обсудили, как добраться до шпиона республиканцев или демократов, и ушли. Выпустив их, я вернулся в кабинет… мои замечания насчет важности улик в уголовном деле уже устарели, значит, надо от них отказаться.
Я собрался отойти ко сну и дать моим синякам немного передохнуть, но было всего половина десятого, а средний ящик моего стола едва не вспух от квитанций и счетов за ремонт на крыше. Я взялся их разбирать. Похоже, Вулф даже недооценил ущерба, если учитывать стоимость редких гибридов, с которыми грубо обошлись. Завидев, какие труды я взвалил на свои плечи, Вулф вызвался помочь, и часть бумаг я перенес на его стол. Но мне не раз приходилось убеждаться: разведение орхидей и детективный бизнес — занятия трудносовместимые. Одно так и норовит подставить ножку другому. Мы не просидели за бумагами и пяти минут, как в дверь позвонили. Обычно после девяти Фриц надевает старые шлепанцы, поэтому поздних визитеров встречаю я.
Я зажег свет над крыльцом, посмотрел сквозь одностороннюю стеклянную панель, открыл дверь и сказал: «Добрый вечер, входите», через порог перешагнула Гвен Сперлинг.
Я закрыл дверь и повернулся к ней. — Пришли повидаться со слизняком? — я показал рукой. — Это здесь.
— Вы даже не удивились! — брови ее метнулись вверх.
— Годы упорных тренировок. Мне же хочется вас поразить, вот я и скрываю удивление. А вообще оно из меня так и прет. Прошу.
Она прошла вперед, я за ней. В кабинете она сделала три шага, остановилась, и мне пришлось описать вокруг нее дугу.
— Добрый вечер, мисс Сперлинг, — четко выговаривая слова, поприветствовал гостью мистер Вулф. Он указал на красное кожаное кресло: — Наше лучшее кресло к вашим услугам.
— Я звонила вам и говорила, что приеду.
— По-моему, нет. Она звонила. Арчи?
— Нет, сэр. Просто она удивлена, что мы не удивлены.
— Понятно. Садитесь, пожалуйста.
Секунду мне казалось, что она сейчас развернется и лишит нас своего общества, как тогда в библиотеке, но, если это предложение и встало на повестку дня, она проголосовала против. Она перевела взгляд с Вулфа на меня, глаза ее остановились на моей расцарапанной щеке, но спрашивать, чьих рук это дело, она не стала. Бросила меховую горжетку на желтое кресло, подошла к красному кожаному, опустилась в него и заговорила:
— Я пришла, потому что не могла заставить себя не прийти. Мне нужно кое в чем признаться.
Господи, неужели она тоже подписала заявление? Вид у нее был обеспокоенный, но не изможденный, а веснушки при этом освещении вообще скрылись из виду.
— Признания часто помогают, — заметил Вулф. Правда, желательно признаваться тому, кому надо. Вы уверены, что должны признаваться именно мне?
— Вы просто любезничаете, потому что я назвала вас слизняком!
— Странная причина для того, чтобы любезничать. У меня и в мыслях этого нет. Просто я хочу подбодрить вас, облегчить вам начало.
— В этом нет надобности, — Гвен крепко сплела руки. — Я решилась. Я самодовольная и любопытная маленькая дуреха!
— Вы слишком увлекаетесь прилагательными, — сухо заметил Вулф. — В моем случае — дешевый и грязный маленький слизняк. В вашем — самодовольная и любопытная маленькая дуреха. Обойдемся просто дурехой. Но из-за чего такая аттестация?
— Из-за всего. Из-за Луиса Рони. Я отлично знала, что совсем в него не влюблена, ни капельки, но решила слегка проучить отца. Будь все нормально, Луису не понадобилось бы заигрывать с Конни Эмерсон, чтобы уязвить мое самолюбие, она не стала бы кокетничать с ним, и вообще он остался бы в живых. Пусть даже вы сказали о нем чистую правду, в его смерти виновата я, и что мне теперь прикажете делать?
Вулф хмыкнул:
— Боюсь, я не совсем вас понимаю. Мистер Кейн поехал отправить письма и случайно сбил мистера Рони — где же здесь ваша вина?
Она пристально посмотрела на него:
— Вы же знаете, что это неправда!
— Да, но этого не знаете вы… или знаете?
— Естественно, знаю! — Руки ее разжались. — Может, я и дуреха, отказываться не буду, но Уэбстера я знаю давным-давно и убеждена — он не мог сделать такого!
— От несчастного случая не застрахован никто.
— Я не об этом. Если бы он сбил Луиса и увидел, что тот мертв, он тут же бы вернулся домой, снял телефонную трубку и вызвал доктора и полицию. Вы же его видели. Разве не поняли, что он именно такой человек?
Это было уже что-то новое: представительница семейства Сперлингов пыталась убедить Вулфа, что заявление Кейна — чистой воды липа.
— Да, — мягко согласился Вулф. — Я понял, что он именно такой. Ваш отец знает, что вы здесь?
— Нет. Я… не хотела с ним ссориться.
— Когда он об этом узнает, ссоры едва ли удастся избежать. Почему вы решили приехать сюда?
— Я еще вчера собиралась, но не смогла. Я ведь трусиха.
— Дуреха и трусиха, — Вулф покачал головой. — Не надо так подчеркивать свои слабости. — А сегодня?
— Я кое-что услышала. Теперь на мне еще один грех — подслушивание. Я грешила этим в детстве, потом как-то не доводилось. А сегодня я услышала, как Конни говорила что-то Полу, — встала за дверью и подслушала.
— Что она говорила?
Черты Гвен вдруг сморщились. «Вот, — подумал я, — сейчас она заплачет». Только не это: при виде плачущей женщины Вулф совсем лишается разума.
Я накинулся на нее:
— Зачем вы сюда приехали?
Справившись, она воззвала к Вулфу:
— Я должна вам рассказать?
— Нет, — кратко ответил он.
Другого ответа и не требовалось, она начала рассказывать. Лицо у нее при этом было такое, будто ее заставили есть мыло, но говорила она не заикаясь и не запинаясь.
— Они были у себя в комнате, а я проходила мимо. Но я не просто случайно что-то услышала; я остановилась и навострила уши. То ли она его ударила, то ли он ее — у них не поймешь, кто кого лупцует, надо видеть своими глазами. Но говорила она. И сказала, что видела, как Гудвин… — Гвен взглянула на меня: — То есть вы.