Я точно знаю, сколько времени оставался на земле: с 12.46 до 01.28. Я предпочитаю точность в важных вопросах. Будь дело только в Хейте с Уэлчем, я бы поднялся куда раньше – народ валом повалил сразу с трех направлений – через проход, из-за угла Дворца культуры и из-за универмага Вотера, так что добрых полчаса я наблюдал, как Хейт размахивает пистолетом, урезонивая толпу, а Уэлч с Биллом Фарнэмом безуспешно стараются отпихнуть зевак сразу со всех сторон фургончика. Впрочем, вплотную к телу сумел пробиться лишь один человек – доктор Хатчинс, коронер, который появился на месте происшествия в 01.19. К тому времени Хейту удалось найти из числа любопытных троих или четверых, которые помогали сдерживать толпу, да еще двое привели свои машины, фары которых освещали место действия. В 01.28 Хейт стоял в четырех шагах от меня, переговариваясь с доктором Хатчинсом, и я решил, что пора подняться и проверить, по-прежнему ли меня хотят впихнуть на переднее сиденье. Сказано – сделано. Я встал, нагнулся, чтобы отряхнуться, а когда выпрямился, рядом стоял Эд Уэлч. В правой руке он держал пару наручников. Я вытянул вперед обе руки, чтобы ему не пришлось выкручивать мне запястья, и Уэлч защелкнул наручники. Новенькие, блестящие – загляденье.
– Моя машина там, на улице. – Он кивнул в направлении прохода между двумя зданиями. – Сюда.
Он схватил меня за руку и потащил за собой. Толпа немного поредела, но все равно добрая сотня зевак следила за тем, как офицер полиции эскортирует преступника, явно опасного, благо он в наручниках, к машине. В луче света одной из фар мне удалось разглядеть Лили, а рядом с ней Диану с Уэйдом и Питером Ингелсом. Они помахали мне, и я помахал в ответ – обеими руками сразу, после чего Лили выкрикнула:
– Вуди отвез его!
Я вздохнул с облегчением. В глубине души я опасался, что в машине меня уже ожидает Вульф, тоже в наручниках, а такая цена была чрезмерно высока даже для меня.
Но в полицейском «меркурии», поставленном во втором ряду напротив универмага Вотера, тем не менее кто-то сидел. Правда, на месте водителя. Приглядевшись, я узнал Гила Хейта. Уэлч открыл передо мной заднюю дверцу, Гил повернул в нашу сторону жирафью шею, и я поздоровался:
– Добрутро.
Гил рассмеялся. Смешок вышел довольно нервозный. Уэлч уселся рядом со мной, захлопнул дверцу и сказал:
– Давай, Гил поехали. Папаша передал, чтобы ты сразу возвращался.
В четверть третьего мы подкатили к зданию тимбербургского суда. За всю дорогу никто не проронил ни слова. Когда трое мужчин трясутся вместе в машине, которая то и дело подпрыгивает на ухабах или проваливается в яму, и при этом не обмениваются ни единым словом, это означает, что они что-то не поделили. В нашем случае, как вам известно, что-то не поделили мы с Уэлчем, но и между Уэлчем и Гилом тоже явно кошка пробежала. Когда мы с Уэлчем вылезли на тротуар, помощник шерифа повернулся к Хейту-младшему и сказал:
– Передай отцу, что я скоро вернусь.
А Гил откликнулся:
– Угу.
Четверо подростков – двое парней и две девчушки – остановились поглазеть, когда заметили, что я в наручниках, так что Уэлч снова мог покрасоваться. Из вестибюля он провел меня по коридору до двери, в которую я заходил каких-то шестнадцать часов назад, еще не закованный в кандалы. Достав из кармана связку ключей, Уэлч выбрал нужный и отпер дверь. Это меня удивило – я думал, что к тому времени кто-то уже должен дежурить у телефона, чтобы поддерживать связь. Уэлч щелкнул выключателем, кивком указал мне на стул у стены, а сам уселся за стол.
– Штаны просохли? – поинтересовался он с мерзкой улыбочкой.
Я счел ниже своего достоинства отвечать на такой вопрос и промолчал.
Уэлч выдвинул ящик стола, достал стопку бланков, поставил шариковой ручкой на верхнем бланке дату и время и спросил официальным тоном:
– Вас зовут Арчи Гудвин? А-р-ч-и?
– Я хочу позвонить своему юристу, – заявил я.
Уэлч ухмыльнулся. Очень гаденько.
– Каждую пятницу вечером Лютер Доусон уезжает в свой горный коттедж, – произнес он. – Телефона там нет и…
– Доусон меня не интересует. Я хочу позвонить Томасу Р.Джессапу.
Ухмылку как ветром сдуло.
– Но Джессап – не ваш адвокат, – проблеял он.
– Он – юрист. У меня в кармане лежит подписанная им бумага. Я меняю свою просьбу. Теперь это уже требование. Я настаиваю на том, что хочу позвонить своему юристу.
– Я передам ваше требование шерифу, когда его увижу. Значит, А-р-ч-и?
– Напишите просто «Икс». И зарубите себе на носу: пока я не переговорю с мистером Джессапом, я буду нем, как рыба. Это мое конституционное право. Спросите, что я предпочитаю на завтрак – грудинку или окорок, – я буду нем, как рыба… Поскольку вы не спросили, я замечу, что лучше всего подать мне и то и другое, а я сам выберу. Или даже…
Я болтал первое, что взбредало в голову, поскольку Уэлч пытался привести в порядок свои мысли и решить, что делать дальше, а моя трескотня явно сбивала его с толку. Дело, конечно, было не во мне, а в Томасе Р.Джессапе. Уэлч, наверное, хотел бы посоветоваться с Хейтом, но найти того можно было только через Вуди. В лучшем случае. Наконец Уэлчу удалось собраться с мыслями и он потянулся к телефону. Я ожидал, что он наберет номер Вуди, но он просто нажал на кнопку и через несколько секунд заговорил:
– Морт? Говорит Эд Уэлч. Тут тебя кое-кто дожидается в конторе шерифа. Приезжай и забери его… Нет, ходить он в состоянии… А тебе какое дело, черт побери? Забери его!
Он положил трубку и принялся что-то писать на бланке.
Тем временем я лихорадочно думал, как мне выкрутиться. Лили, конечно, пыталась разыскать Доусона, а Вульф, наверное, старался связаться с Джессапом. Увы, помочь им я был не в силах и мог только надеяться на удачу. Одно я знал наверняка: в воскресенье на завтрак мне не подадут ни грудинку, ни окорок, как, впрочем, и в понедельник. Вопрос стоял иначе: мог ли я вообще хоть что-то предпринять? Например, сказать Уэлчу что-нибудь такое, что испортило бы уик-энд и ему?
Когда открылась дверь и вошел Морт, я так и не успел придумать ничего стоящего. Морт оказался довольно жилистым недомерком с длинным багровым шрамом на левой щеке, в мятых серых форменных брюках, грязной серой рубашке и с револьвером на ремне. Уэлч окинул его мрачным взглядом и спросил:
– Где твоя куртка?
– Там жарко, – пожал плечами Морт. – Забыл надеть.
– Придется подать рапорт, – процедил Уэлч. Он поднялся, подошел ко мне, отомкнул наручники и снял их. – Встаньте, – приказал он, – и выньте все из карманов. Все до последней мелочи.
– Я оставлю себе бумагу, которую подписал Томас Р.Джессап, – сказал я.
– Ничего вы не оставите. Выкладывайте.
Я повиновался. Куча на столе быстро росла. Я порадовался, что не прихватил с собой ничего личного, вроде копии своего письма Вульфу. Когда я закончил, Уэлч обыскал меня, довольно профессионально, а потом поразил меня. Взяв в руки мой бумажник, он извлек из него банкноты и, вместо того чтобы пересчитать их и дать мне расписку, как я ожидал, протянул бумажки мне.