Другой вопрос: что теперь делать комиссии? По мнению Джеральда Кнаппа, она не должна ничего делать. Так как полиция считает, что убийца действовал, побуждаемый срочной необходимостью заткнуть рот Джекобсу, она направит свои усилия на то, чтобы выяснить личность того, кто написал эти произведения и подстрекал предъявлять иски. Хотя это могло иметь свои отрицательные стороны, но все же по сравнению с возможностями полиции возможности комиссии практически равны нулю. Филипп Харвей согласился с Кнаппом, может быть, потому, что трижды в течение девяти дней ему приходилось покидать постель до полудня, и он хотел наконец-то выспаться как следует. Эми Винн высказала предположение, что не помешает выждать и посмотреть, к каким выводам придет полиция. Кора Баллард считала, что для рассмотрения этой проблемы нужно созвать специальное заседание правления НАПИД, так как комиссии, созданной правлением, было поручено лишь разобраться с обвинениями в плагиате, а не заниматься поисками убийцы.
Но Томас Декстер, Мортимер Ошин, так же как и Рубен Имхоф, придерживались иного мнения. Хотя и по различным мотивам, они настаивали на том, чтобы Вульф продолжал расследование. Доводы Имхофа состояли в том, что неизвестно, сколько времени займут у полиции розыски плагиатора, если они вообще когда-либо разыщут его, а гласность, неизбежная при этом, может принести вред не только издателям, но и писателям. Ошин исходил из личных интересов. Он дал десять тысяч долларов наличными в надежде пресечь посягательства Кеннета Реннерта и желал, чтобы Вульф продолжал работать, что бы там ни говорили члены комиссии. Позиция Томаса Декстера была еще более личной. Это можно было понять из его речи, обращенной к Харвею. Он считал себя в какой-то мере виновным в подстрекательстве к убийству Джекобса. Очевидно, у него была старомодно-совестливая душа. Он продолжал твердить, что не может переложить ответственность за поимку убийцы на полицию, желает, чтобы Вульф продолжал расследование и чтобы в этом ему не создавали никаких помех: не желая ограничивать Вульфа в расходах, он готов внести любую требуемую сумму. При этом он даже не прибавил «в пределах разумного».
Он попросил председателя поставить вопрос на голосование. Три руки взметнулись вверх немедленно – Декстера, Имхофа и Ошина. Они были «за». Затем подняла руку Эми Винн, но без энтузиазма. Кора Баллард заметила, что, не являясь членом комиссии, не имеет права голоса. Джеральд Кнапп просил отметить, что голосует против.
– Даже если бы председатель имел право голосовать, это ничего бы не изменило, – сказал Харвей и обернулся к Вульфу. – Итак, продолжайте расследование. За прошедшее время в результате вашей деятельности был убит человек. Что нас ждет дальше?
– Очень грубо с вашей стороны, – заметил Ошин. – Я протестую. Предложение выдвинул я, и оно было принято.
Харвей игнорировал его слова и повторял:
– Что нас ждет дальше?
Вульф прочистил горло.
– Я дважды осел, – сказал он.
Все уставились на него. Он утвердительно кивнул.
– Во-первых, мне не следовало соглашаться, чтобы моим клиентом являлась комиссия. Это было вопиющей глупостью с моей стороны. Во-вторых, мне не следовало соглашаться выполнять обязанности простого передатчика приманки. Это тоже была глупость. Где была моя обычная предусмотрительность?! Согласившись на затею, которая ставила человека в опасное положение, и еще при том, что все вы знали о плане и, конечно, не могли не разболтать о нем, я был осел, что не принял никаких мер предосторожности. Я был обязан все предусмотреть, обязан был сделать все, чтобы не подвергнуть Джекобса опасности. Я доверился вам, а вполне возможно, что один из вас является тем самым негодяем, которого я должен отыскать…
– Вы забываетесь, сэр, – негодующе произнес Харвей.
– Возможно, что этим человеком являетесь вы, мистер Харвей, – продолжал Вульф. – При том, что ваша весьма удачная книга тиснута всего девятью тысячами экземпляров, вы должны быть беззащитны перед соблазном. Итак, хотя я не считаю, подобно мистеру Декстеру, что являюсь невольным подстрекателем к убийству, я признаю, что действовал неправильно. Если бы не моя ошибка, мистер Джекобс был бы жив и, возможно, помог бы нам найти того, кого мы ищем. Естественно, что вы можете расторгнуть наш контракт. Более того, предлагаю вам сделать это немедленно.
Трое из них сказали «нет» – Ошин, Имхоф и Декстер. Остальные промолчали.
– Хотите проголосовать, мистер Харвей? – обратился к председателю Вульф.
– Нет, – сказал Харвей. – Результат будет прежним – один к четырем.
– Он будет единогласным, – заметил Джеральд Кнапп. – Я не предлагал расторгнуть наше соглашение с Вульфом.
Вульф хмыкнул.
– Очень хорошо. Должен заявить, однако, что, если бы вы расторгли нашу договоренность, я все равно не прекратил бы заниматься этим делом. Я должен рассчитаться кое с кем, точнее говоря – с самим собой. Я оскорбил чувство собственного достоинства и желаю сатисфакции. Я разыщу убийцу Саймона Джекобса, не дожидаясь, пока это сделает полиция, и думаю, что этим самым разрешится и ваша проблема. Я займусь этим во что бы то ни стало, но если я буду действовать в качестве вашего агента, руки у меня должны быть свободны. Я не буду извещать вас о своих намерениях. Если любой из вас сделает мне какое-либо предложение, как, например, это проделал мистер Ошин, я отвергну его безотносительно достоинств этого предложения. Коль скоро я не могу положиться на ваше благоразумие, придется вам полагаться на мое.
– Вы просите слишком многого, – сказал Кнапп.
– Нет, сэр. Я вообще ничего не прошу, просто ставлю вас в известность. Даже если я скажу вам, что собираюсь сделать то-то и то-то, а сделаю что-либо другое, вы не вправе протестовать. Вы должны доверять моей честности и моим суждениям в любом случае, либо же мы немедленно расстанемся.
– Какого черта! – буркнул Ошин. – У вас мои десять тысяч, так действуйте, используйте их! – Он взглянул на часы и поднялся. – Мне пора.
Совещание закончилось в 12.48. Все ушли, кроме Томаса Декстера, который остался не для того, чтобы сделать Вульфу какое-либо предложение, а лишь повторить, что он чувствует личную ответственность за смерть Джекобса и готов внести необходимую сумму для производства расследования. На этот раз, однако, он добавил «в разумных пределах». Совесть штука хорошая, но распускать ее нельзя.
Когда Декстер ушел, Вульф откинулся в кресле и закрыл глаза. Я расставил по местам кресла, сделал разминку, пошел на кухню, выпил стакан воды и вернулся.
– Интересно, – спросил я, гляди на Вульфа, – вхожу ли я в это число?
– Какое число? – спросил он, не раскрывая глаз.
– В число отверженных. Вряд ли я смогу быть полезен, если вы не будете говорить мне, что вы собираетесь делать.
– Фу!
– Очень рад это слышать. А то у меня тоже имеется чувство собственного достоинства, конечно, не такое, как ваше, но и оно требует к себе внимания. Вчера Пэрли Стеббинс спросил меня… цитирую: «Когда вы приходите по делу к трупу, я знаю, что можно предполагать; так вот, зачем вы сюда явились?» Впервые сотрудник уголовной полиции задал мне вопрос, на который я не мог ответить. Если бы я сказал ему, что я здесь из-за того, что вы оказались ослом, он включил бы этот ответ в протокол и заставил бы меня подписать.