— Давай покончим с допросом, — предложил я, — и тогда уж напрыгаемся до упаду. Ты сказала, что однажды увидала, как Дайкс… что делал?
Бланш на мгновение опешила, потом спохватилась.
— Ах, да. А что, мы непременно должны обсуждать это?
— Я должен.
— Ну ладно. Я увидела, как он смотрит на Сью. Черт возьми, вот это был взгляд! Я отпустила какую-то шуточку по этому поводу, что делать не следовало, потому что Дайкс решил тогда, что может излить мне душу. Оказалось что он впервые…
— Когда это было?
— Год назад, может, больше. Оказалось, что он впервые влюбился — в его-то возрасте! Он настолько потерял голову что дело шло к язве желудка. Он тщательно скрывал свое чувство от всех, не считая меня, конечно, — я была посвящена во все подробности. Сколько раз он пытался пригласить ее куда-нибудь, но она отказывалась. Он спрашивал меня, что делать, и я, желая хоть что-то придумать, сказала, что Сью очень романтическая натура и ему нужно каким-то образом прославиться: выдвинуть свою кандидатуру в сенат, выступить за «Янки»
[4]
или написать книгу. Вот он и написал книгу, но издатели ее отклонили, и он покончил с собой.
Ни один мускул не дрогнул на моем лице.
— Он сам сказал тебе, что написал книгу?
— Нет, он и не упоминал об этом. Как раз тогда он перестал говорить со мной о Сью, да и я избегала говорить на эту тему, чтобы не бередить рану. Но поскольку я сама предложила ему написать книгу, а потом весь сыр-бор разгорелся из-за романа, отвергнутого издательством, нетрудно было смекнуть, и чем дело.
Я мог возразить, что самоубийство Дайкса в декабре никак не проливало свет на убийства Джоан Уэлман и Рейчел Эйбрамс в феврале, но хотел успеть перейти к главному, прежде чем оркестр спутает мои карты. Чуть пригубив рюмку, я лучезарно улыбнулся.
— Может, ты и права насчет самоубийства, но не наводишь ли ты тень на плетень? Может, он в тебя влюбился, а не в Сью?
Бланш фыркнула.
— В меня? Если это комплимент, то мог бы придумать и получше.
— Это не комплимент. — Моя рука нырнула во внутренний карман пиджака и извлекла оттуда сложенный листок бумаги. — Это отчет конторских расходов, подготовленный Дайксом и датированный маем прошлого года. — Я развернул его. — Я собирался спросить тебя, как случилось, что Дайкс записал на нем номер твоего телефона, но теперь тебе ничего не стоит ответить, что как раз тогда он названивал тебе и советовался о Сью, так что спрашивать нет никакого смысла.
Я принялся складывать бумажку.
— Номер моего телефона? — изумилась Бланш.
— Угу. Сомервилл три, четыре-шесть-два-ноль.
— Дай посмотреть.
Я протянул ей листок, и она воззрилась на надпись. Потом отвела руку подальше вправо, где было больше света, и присмотрелась.
— Лен не писал это, — заявила она.
— Почему?
— Это не его почерк.
— А чей? Твой?
— Нет. Это почерк Корригана. У него все буквы такие квадратные. — Она нахмурилась. — А что это значит? С какой стати Корригану понадобилось записать мой номер телефона на старом отчете?
— Ладно, это не столь важно. — Перегнувшись через столик, я взял бумажку у нее из рук. — Я просто подумал, вдруг это почерк Дайкса, и решил спросить, на всякий случай. Возможно, Корриган хотел позвонить тебе зачем-то после работы. — Послышалась барабанная дробь, и оркестр грянул удалой фокстрот. Я сунул отчет в карман и поднялся на ноги.
— Ну хватит. Давай проверим, справимся ли мы с этим ритмом.
Мы справились.
Когда я вернулся домой около двух, Вульф уже давно спал у себя наверху. Я задвинул засовы на передней и задней дверях, пару раз крутанул головку сейфа и выпил стакан молока, прежде чем подняться в спальню. Человек никогда не бывает полностью удовлетворен. Натягивая на голову одеяло, я размышлял о капризах судьбы. Почему Сью не могла танцевать так, как Бланш? Вот бы придумать, как можно взять красоту одной и таланты другой и соединить…
С тех пор как Марко Вукчич, самый большой друг Вульфа и владелец ресторана «Рустерман», уговорил Вульфа установить внизу, на цокольном этаже бильярдный стол, воскресный распорядок дня в нашем доме изменился. По утрам Вульф теперь возился на кухне, изобретая вместе с Фрицем очередное сногсшибательное блюдо. В половине второго приходил Марко и помогал его дегустировать, после чего они на пять часов уединялись в бильярдной — погонять шары, Я редко составлял им компанию, даже не будучи занят, так как Вульф бесился, стоило мне положить несколько шаров подряд.
Впрочем, в это воскресенье я рассчитывал поломать установившийся распорядок, и не успел Вульф, позавтракав у себя в комнате, спуститься и войти на кухню, как я выпалил:
— Запись на письме сделана почерком Джеймса А. Корригана, главного компаньона.
Вульф набычившись, уставился на меня, потом перевел взгляд на Фрица.
— Я решил отказаться от гусиного жира, — свирепо пролаял он.
Я возвысил голос:
— Запись на письме сде…
— Я слышал! Отнеси письмо мистеру Кремеру и все ему расскажи.
Когда он переходил на такой тон, срываться на визг смысла не имело, поэтому я сдержался.
— Вы приучили меня, — отчеканил я, — запоминать дословно любую беседу, в том числе и с вами. Вчера вы заявили, что хотите знать, кого мы напугали и чей почерк напоминают эти значки. Я потратил целый вечер и уйму уэлмановских денег, чтобы это выяснить. Да я лучше проглочу это письмо, чем отдам Кремеру! Что из того, что сегодня воскресенье? Если они и впрямь напуганы, они придут. Могу я позвонить им?
Вульф поджал губы.
— Что еще ты выяснил?
— Больше ничего. Это все, о чем вы просили.
— Ладно. Вполне приемлемо. Нам с Фрицем нужно приготовить гвинейского цыпленка, а времени в обрез. Подумай сам, что случится, если ты приведешь сюда мистера Корригана или даже всех этих адвокатов? Я покажу ему карандашные значки, а он станет отрицать, что когда-либо их видел. Я спрошу, кто еще имел доступ к письму, и услышу ответ: любой из них. На все это уйдет минут пять. А что потом?
— Чушь. Раз уж вам так неохота работать в воскресенье и подмывает непременно помахать киями, давайте подождем до завтра. Но на кой черт отдавать письмо Кремеру?
— Потому что в одном отношении он не уступает мне и даже превосходит. Адвокатам станет ясно, как давно уже ясно мне, что я был прав, предположив, что кто-то из их конторы связан с убийствами троих людей. Этот кто-то уже испугался, а полицейский инспектор способен испугать его еще больше и заставить раскрыться. Отнеси письмо мистеру Кремеру и не приставай ко мне. Бильярд для меня не развлечение, сам знаешь, это тренировка.