Геральт успел.
Его пригнуло к земле, бросило на колени и на бок. Он упал.
Но Цири не выпустил.
Чародейка медленно подошла. Она слышала, как девочка что-то
шепчет и хлюпает носом. Геральт тоже шептал. Слов Трисс не различала. Но
понимала их значение.
Теплый ветер завыл в расщелинах стен. Ведьмак поднял голову.
– Весна, – сказал он тихо.
– Да, – подтвердила Трисс, сглотнув. – На
перевалах еще лежит снег, но в долинах… В долинах уже весна. Выезжаем, Геральт?
Ты, я и Цири?
– Да. Самое время.
Глава 4
В верховьях реки мы увидели их города, такие субтильные,
словно сотканные из утреннего тумана, из которого они возникали. Казалось, они
вот-вот растают, улетят с ветром, который покрывал рябью поверхность воды. Там
были особнячки, белые, как цветы лилий. Были башенки, казалось, сплетенные из
плюща, мостики, воздушные, как плакучие ивы. И было многое другое, чему мы не
могли найти имени и названия. А ведь мы уже дали имена и названия всему, что в
этом новом, возродившемся мире видели наши глаза. Неожиданно где-то в дальних
уголках памяти всплывали названия драконов и грифов, сирен и нимф, сильфид и
дриад. Белых единорогов, что в сумерки приходили к реке и склоняли к воде свои
изящные головы. Всему мы как бы заново давали названия. И все становилось
близким, знакомым, свойским.
Кроме них. Они, казалось, так похожие на нас, были чуждыми,
настолько чуждыми, что мы долго не могли найти названия для этой чуждости.
Хен Гедымдейт. «Эльфы и люди»
Хороший эльф – мертвый эльф.
Маршал Милан Раупеннэк
Несчастье пришло в строгом соответствии с извечной природой
несчастий и стервятников – оно висело над ними какое-то время, но выжидало
соответствующего момента. Того часа, когда они удалились от поселений, редко
разбросанных вдоль Гвенллеха и Верхней Буины, миновали Каррайг и оказались на
безлюдной, изрезанной оврагами полосе, предваряющей пущу. Несчастье безошибочно
свалилось на жертву, а жертвой стала Трисс.
Вначале это выглядело малоприятно, но не очень опасно,
походило на обычное расстройство желудка. Геральт и Цири тактично старались не
обращать внимания на вынужденные стоянки, вызванные недомоганием чародейки.
Трисс, бледная как смерть, потея и болезненно кривясь, держалась еще несколько
часов, но ближе к полудню, просидев в придорожных зарослях ненормально долго,
уже не в состоянии была сесть на коня. Цири хотела помочь ей, но это кончилось
неудачей – чародейка не смогла удержаться за гриву, сползла по боку лошади и
повалилась на землю.
Они подняли ее, уложили на плащ. Геральт молча развязал один
из вьюков, отыскал шкатулку с магическими эликсирами, раскрыл и чертыхнулся:
все флакончики выглядели одинаково, а таинственные знаки на печатях ни о чем не
говорили.
– Который, Трисс?
– Ни один, – простонала она, обеими руками
ухватившись за живот. – Я не могу… Мне нельзя это принимать.
– Что? Почему?
– У меня повышенная восприимчивость…
– У тебя, у чародейки?
– У меня аллергия! – Она расплакалась от
бессильной злобы и отчаяния. – Так было всегда! Я не выношу эликсиров!
Лечу ими других, себя же могу только амулетами!
– А где твой амулет?
– Не знаю, – скрипнула она зубами. –
Вероятно, оставила в Каэр Морхене или потеряла…
– Дьявольщина! Как тебе помочь? Может, заклинанием?
– Я пыталась. Результаты ты видишь. Из-за судорог я не
могу сконцентрироваться…
– Не плачь.
– Тебе легко говорить!
Ведьмак встал. Стащил свои вьюки со спины Плотвы и начал в
них копаться. Трисс свернулась калачиком, приступ боли стянул у нее мышцы на
лице, скривил рот.
– Цири?
– Что, Трисс?
– Как ты себя чувствуешь? Никаких… неожиданностей?
Девочка отрицательно покачала головой.
– Может, у меня отравление? Что я ела? Но мы все ели
одно и то же… Геральт! Мойте руки как следует. Присмотри, чтобы Цири мыла…
– Лежи спокойно. Выпей.
– Что это?
– Обычное успокоительное. Магии в нем кот наплакал.
Повредить не должно. А спазмы ослабнут.
– Геральт, спазмы… пустяк. Вот если поднимется
температура… Это может быть… дизентерия. Или паратиф.
– У тебя нет иммунитета?
Трисс не ответила, отвернулась, закусила губу, скрючилась
еще больше. Ведьмак не настаивал на своем предложении.
Дав немного передохнуть, усадил чародейку в седло Плотвы.
Сам сел у нее за спиной, поддерживая обеими руками, а Цири, двигаясь бок о бок,
держала поводья, одновременно ведя мерина Трисс. Не проехали даже версты.
Чародейка вываливалась из рук, не держалась в седле. Вдруг начался озноб,
поднялась температура. Несварение желудка усилилось. Геральту хотелось думать,
что это результат аллергической реакции на остаточную магию в его ведьмачьем
эликсире. Он хотел так думать, но, честно говоря, и сам не верил.
– Ох, господин, – вздохнул сотник. – Попали
вы в недобрый час. Похоже, хужее попасть не могли.
Сотник был прав. Ни возражать, ни спорить было невозможно.
Застава у моста, в которой обычно коротали время трое солдат, конюх, мытник и
не больше десятка проезжих, теперь была полным-полна народу. Ведьмак насчитал
свыше тридцати легковооруженных воинов в цветах Каэдвена и с полсотни
щитоносцев, расположившихся лагерем вдоль низкого забора. Большинство собралось
у костров, подтверждая старый солдатский принцип: спи, когда можно, вставай,
когда будят. Через распахнутые настежь ворота было видно, что и во дворе тоже
полно людей и лошадей. На площадке покривившейся сторожевой вышки несли вахту два
солдата с готовыми к стрельбе арбалетами. На разъезженном копытами предмостье
стояло шесть крестьянских телег и два купеческих фургона, а в загородке,
тоскливо склонив головы к перемешанной с навозом грязи, маялось несколько
распряженных волов.
– Было нападение. На заставу. Вчерась ночью, –
упредил сотник вопрос Геральта. – Едва-едвашеньки подоспели, иначе б нашли
тута одну землю спаленную.
– Кто напал? Разбойники? Мародеры?
Солдат покрутил головой, сплюнул, глянул на Цири и
скорчившуюся в седле Трисс.
– Зайдите во двор. Чародейка ваша вот-вот свалится с
седла. У нас уже есть несколько раненых, одной будет больше. Какая разница?