– Вы даже не знали, – покачала она головой уже
спокойно, но с мягким укором. – Тоже мне – опекуны! Девочка стесняется
говорить об этом, потому что ее научили о таких неприятностях мужчинам не
говорить. И стыдится слабости, боли, того, что она не такая ловкая, как обычно.
Хоть кто-нибудь из вас подумал об этом? Заинтересовался? Попробовал догадаться,
что ей мешает? А может, она впервые в жизни закровоточила у вас, здесь, в Каэр
Морхене? И плакала по ночам, ни у кого не находя сочувствия, даже просто
понимания? Хоть кто-нибудь из вас вообще об этом подумал?
– Прекрати, Трисс, – тихо охнул Геральт. –
Достаточно. Ты добилась, чего хотела. А может, и больше, чем хотела.
– Пропади все пропадом, – выругался Койон. –
Хороши ж мы были, ничего не скажешь. Эх, Весемир, но ты-то…
– Замолчи, – буркнул старый ведьмак. – Ничего
не говори.
Совершенно неожиданно повел себя Эскель, который встал,
подошел к чародейке, низко поклонился, взял ее руку и уважительно поцеловал.
Она быстро отдернула руку. Не для того чтобы продемонстрировать злобу и
раздражение, а чтобы прервать приятную, пронзившую ее вибрацию, вызванную
прикосновением ведьмака. Эскель эманировал сильно. Сильнее, чем Геральт.
– Трисс, – сказал он, озабоченно потирая
чудовищный шрам на щеке. – Помоги нам. Просим. Помоги нам, Трисс.
Чародейка глянула ему в глаза, сжала губы.
– В чем? В чем я должна помочь, Эскель?
Эскель снова потер шрам, взглянул на Геральта. Беловолосый
ведьмак наклонил голову, прикрыл глаза рукой. Весемир громко откашлялся.
В этот момент скрипнула дверь и в холл вошла Цири. Кашель
Весемира перешел во что-то вроде хриплого, громкого вздоха. Ламберт раскрыл
рот. Трисс сдержала смех.
Цири, подстриженная и причесанная, шла к ним мелкими
шажочками, осторожно придерживая темно-голубое платьице, подрезанное снизу и подогнанное
по фигурке, но еще несущее на себе следы перевозки во вьюках. На шее девочки
поблескивал второй презент от чародейки – черная змейка из лаковой кожи с
рубиновым глазком и золотой застежкой.
Цири задержалась перед Весемиром. Не очень зная, что делать
с руками, засунула большие пальцы за поясок.
– Я не могу сегодня тренироваться, – медленно и
четко проговорила она в абсолютной тишине, – потому что я… я… – Она
взглянула на чародейку. Трисс подмигнула ей, скорчив рожицу, как довольный
озорством сорванец, пошевелила губами, подсказывая выученную причину. – Я…
мне… нездоровится, – докончила Цири громко и гордо, задрав нос чуть не до
бревенчатого потолка.
Весемир снова раскашлялся. Но Эскель, милый Эскель, не
потерял головы и опять повел себя так, как и положено.
– Конечно, – сказал он, улыбнувшись. – Это
понятно и очевидно. Мы отложим обучение до тех пор, пока ты… пока тебе не
перестанет… нездоровиться. Теоретические занятия тоже сократим, а если ты
почувствуешь себя плохо, то и вовсе отменим. Если тебе понадобятся медикаменты
либо…
– Этим займусь я, – вмешалась Трисс, тоже
улыбнувшись. Легко и свободно.
– Да… – Только теперь Цири слегка зарумянилась и
взглянула на старого ведьмака. – Дядя Весемир, я попросила Трисс… То есть
госпожу Меригольд, чтобы… Потому что… Ну чтобы она осталась с нами. Подольше.
Долго. Но Трисс сказала, что ты должен дать на это согласие, или как-то так…
Дядя Весемир! Согласись!
– Соглашаюсь… – прокашлялся Весемир. –
Конечно, соглашаюсь!
– Мы ужасно рады. – Только теперь Геральт отнял
руку ото лба. – Нам ужасно приятно, Трисс.
– Ужасненько, – пискнула Цири.
Чародейка слегка кивнула Цири и невинно взмахнула ресницами,
накручивая на палец каштановый локон. У Геральта было каменное лицо.
– Ты очень правильно и тактично поступила, Цири, –
сказал он, – предложив госпоже Меригольд подольше погостить в Каэр
Морхене. Я горжусь тобой, Цири.
Цири покраснела, широко улыбнулась. Чародейка подала ей
следующий условный знак.
– А теперь, господа, – сказала девочка, еще выше
задирая нос, – оставляю вас одних, потому как вы наверняка желаете
обсудить с Трисс различные важные проблемы. Госпожа Меригольд, дядя Весемир,
милостивые государи… Я прощаюсь. Временно.
Она грациозно присела и вышла из холла, медленно и с
достоинством ступая по лестнице.
– Дьявольщина, – прервал тишину Ламберт. –
Подумать только, а я не верил, что она и вправду княжна.
– Поняли, обалдуи? – Весемир осмотрелся. –
Если утром она натянет платьице… И чтобы мне никаких тренировок… Ясно?
Эскель и Койон окинули старика взглядами, лишенными даже
признаков почтения. Ламберт открыто фыркнул. Геральт смотрел на чародейку. Она
улыбалась.
* * *
– Условия? – явно обеспокоился Эскель. –
Трисс, мы же поклялись, что облегчим Цири тренировки. Какие тебе еще нужны
условия?
– Ну условия, пожалуй, не самое удачное слово. Назовем
это советами. Я дам вам три совета, и вы будете им строго следовать. Если,
конечно, вам важно, чтобы я осталась и помогла воспитывать малышку.
– Слушаем, – сказал Геральт. – Говори, Трисс.
– Прежде всего, – начала она, насмешливо
улыбаясь, – необходимо разнообразить меню Цири. В особенности ограничить
присутствие в нем секретных грибочков и таинственной зелени.
Геральт и Койон владели собой прекрасно. Ламберт и Эскель
немного хуже. Весемир не владел вообще. «Ну что ж, – подумала Трисс, глядя
на его смешно обеспокоенную мину, – в его времена мир был лучше. Лицемерие
считалось пороком, которого надлежало стыдиться. Искренность не осуждалась».
– Меньше отваров из малоизвестных трав, –
продолжала она, стараясь сдержать смех, – а больше молока. У вас есть
козы. Доение никакое не искусство, увидишь, Ламберт, научишься мгновенно.
– Трисс, – начал Геральт, – послушай…
– Нет, ты послушай. Вы не подвергали Цири резкой
мутации, не затрагивали гормонов, не пробовали эликсиры и Травы. И за это вам
хвала. Это было разумно, по-человечески. Вы пока что не нанесли ей вреда ядами,
тем более нельзя ее калечить теперь.
– О чем это ты?