– Да как я смею? Я же сказал, поражаюсь хитроумности.
Потому что хоть мандрагора вопреки всеобщему мнению не способна ни порчу
навести, ни ругаться, однако в природном виде это растение настолько токсично,
что ядовита даже почва вокруг корней. Попадание свежего сока на лицо или
поврежденную руку, да что там, даже вдыхание запаха может привести к печальным
последствиям. Я пользуюсь маской и перчатками, хоть и ничего не имею против
"метода хвоста и веревки".
– Хммм, – задумался краснолюд. – А насчет крика
страшнейшего, который издает вырываемый поскрип, это-то правда?
– У мандрагоры нет голосовых связок, – спокойно пояснил
алхимик. – Это в принципе довольно типично для растений, не правда ли? Однако
выделяемый клубнями токсин обладает сильным галлюциногенным действием. Голоса,
крики, шепоты и иные звуки – все это не что иное, как галлюцинации, вызываемые
поражением нервного центра.
– Ха, совсем было запамятовал. – Лютик, который только
что опрокинул очередную мензурку, громко отрыгнул. – Мандрагора сильно ядовита!
А я брал ее в руку! А сейчас мы хлебаем этот отвар, не задумываясь...
– Токсичен лишь свежий корень растения, – успокоил его
Регис. – Мой выдержан целый сезон и приготовлен соответствующим образом, а
дистиллят профильтрован. Опасаться нечего.
– Это уж точно, нечего, – согласился Золтан. – Самогон
завсегда самогон, гнать его можно даже из цикуты, крапивы, рыбьей чешуи и
старой шнуровки от сапог. Давай посуду. Лютик, народ ждет!
Последовательно наполняемая мензурка снова пошла по кругу.
Все удобно расположились на глинобитном полу. Ведьмак зашипел и выругался –
боль в колене снова дала о себе знать. Он заметил, что Регис внимательно
присматривается к нему.
– Свежая рана?
– Не совсем. Но докучает. У тебя нет каких-нибудь трав,
чтобы боль унять?
– Смотря что за боль, – едва заметно улыбнулся
цирюльник. – И по какой причине. В твоем поте, ведьмак, я ощущаю странный
запах. Магией лечили? Давали магические энзимы и гормоны?
– Всякие лекарства давали. Понятия не имею, что еще
можно вынюхать в моем поту. У тебя чертовски тонкое обоняние, Регис.
– У каждого свои достоинства. Для нейтрализации
недостатков. Что тебе лечили волшебством?
– Рука была сломана и бедренная кость.
– И давно?
– Месяц с небольшим.
– И уже ходишь? Невероятно. Брокилонские дриады, верно?
– Как ты угадал?
– Только дриады знают лекарства, способные так быстро
восстановить костную ткань. На твоих руках я вижу темные точки, места, в
которые проникали корешки конинхаэли и симбиотические побеги пурпурного
окопника. Коиинхаэлью умеют пользоваться только дриады, а пурпурный окопник не
растет нигде, кроме Брокилона.
– Браво! Безошибочный вывод! Однако меня интересует
другое. Мне сломали бедренную кость и предплечье. А сильные боли я почему-то
чувствую в колене и локте.
– Типично, – покачал головой цирюльник. – Магия дриад
восстановила тебе поврежденные кости, но одновременно произвела небольшую
революцию в нервных стволах. Побочный эффект, который сильнее всего ощущается в
суставах.
– Что можешь посоветовать?
– К сожалению, ничего. Ты еще долго будешь
предчувствовать ненастье. Зимой боли усилятся. Однако я не рекомендовал бы тебе
пользоваться сильными обезболивающими средствами. Особенно наркотиками. Ты –
ведьмак. Тебе это абсолютно противопоказано.
– Значит, полечусь твоей мандрагорой. – Ведьмак поднял
мензурку, которую ему только что вручила Мильва, выпил до дна и закашлялся так,
что опять слезы потекли из глаз. – Мне уже лучше. Дьявольщина!
– Не уверен, – Регис улыбнулся, не разжимая губ, – ту
ли болезнь ты лечишь. И вообще лечить надо причины, а не проявления.
– Это не для ведьмака, – фыркнул уже немного
зарумянившийся Лютик, прислушивавшийся к разговору. – Ему-то как раз против его
хворобы водяра поможет.
– Хорошо бы тебе тоже. – Геральт остудил поэта
взглядом. – Особенно, если у тебя от нее язык задубеет.
– На это вряд ли можно рассчитывать, – снова улыбнулся
цирюльник. – В состав препарата входит белладонна. Много алкалоидов, в том
числе скополамин. Прежде чем на вас как следует подействует мандрагора, всех
вас разберет элоквенция.
– Что разберет? – спросил Персиваль.
– Элоквенция. Красноречие. Простите. Давайте
пользоваться простыми словами.
Геральт скривил губы в деланной улыбке.
– Справедливо. Легко впасть в манерность и начать
пользоваться такими словами ежедневно. В таких случаях люди начинают считать
болтуна невежественным шутом.
– Или алхимиком, – добавил Золтан Хивай, зачерпывая
мензуркой из бадейки.
– Или ведьмаком, – фыркнул Лютик, – который начитался
всякой муры, чтобы произвести впечатление на некую чародейку. А чародейки,
милостивые государи.., и милостивые государыни, ни на что не клюют так охотно,
как на изысканный треп.
Я верно говорю, Геральт? Ну, расскажи нам чего-нибудь...
– Пропусти очередь, Лютик, – холодно прервал ведьмак. –
Слишком уж быстро на тебя подействовали содержащиеся в этом самогоне алкалоиды
и.., скополамин. Ишь, разговорился. Элоквенция разобрала!
– А, перестань, Геральт, – поморщился Золтан. –
Секретничаешь-то напрасно. Ничего нового нам Лютик не сказал. Ты давно уж стал
ходячей легендой. Тут никуда не денешься. Истории о твоих похождениях
разыгрывают в кукольных театриках. В том числе и историю о тебе и чародейке по
имени Гвиневера.
– Йеннифэр, – вполголоса поправил Эмиель Регис. – Видел
я такой спектакль. История об охоте на джина, если мне память не, изменяет.
– Был я при той охоте, – похвалился Лютик. – Смеху,
доложу я вам...
– Расскажи всем, – поднялся Геральт. – Запивая и
разукрашивая по возможности. Я прогуляюсь.
– Эй! – встрепенулся краснолюд. – Нечего обижаться – Ты
меня не понял, Золтан. Мне надо облегчиться. Что делать, такое случается даже
ходячим легендам.
***
Ночь была ужасно холодная. Кони топали и похрапывали, пар
валил у них из ноздрей. Залитый лунным светом домик цирюльника выглядел
прямо-таки сказочно. Ну, один к одному – домик лесной волшебницы. Ведьмак
застегнул брюки.
Мильва, вскоре вышедшая за ним, неуверенно кашлянула. Ее
длинная тень поравнялась с его тенью.
– Чего ты обратно злишься? – спросила она. – Что ли
всерьез на них обозлился?