Первый удар - читать онлайн книгу. Автор: Николай Шпанов cтр.№ 2

Чтобы окончательно разогнать сомнения впечатлительного друга, Косых сказал:

— И это тоже неверно: кривые в графике высотности боевых машин с годами не расходятся, а сходятся. Разница в потолках делается относительно меньшей. Во времена империалистической войны потолок бомбардировщика был на пятьдесят процентов меньше потолка истребителя, а сегодня эта разница составляет уже всего двадцать пять процентов. Как видишь, даже техническое преимущество истребителя делается с каждым днем все меньше. У нас любят говорить, будто боевая высота лимитируется мотором, но на самом деле задыхается не мотор, а человек. С плохим дыханием мотора, оказывается, легче бороться, чем с неспособностью человека работать на большой высоте.

— Это верно. Ведь совсем еще недавно, делая машину, которая лезла на четырнадцать тысяч метров, не давали себе труда подумать о том, чтобы летчику было в ней удобно работать. И не только у нас так было. Привезли как-то для ознакомления заграничный истребитель, я три раза в него влезть пробовал, так и не влез — дыра в кабине не пускает. Понимаешь?

— Ну это, братец, не критерий. Для тебя не дыру, а целый кратер нужно делать.

Сафар надулся, — Косых задел его больное место: раз меры, вес, силу. К счастью, в этот момент постучали в дверь, и раздался голос:

— Косуля, не спишь? Новости…

Вошел майор Гроза.

— Новости, братцы, отменные новости! Германская печать снова обещает мир всему миру. Как вам нравится? Сафар, мрачно пробормотал:

— Это значит — спи одетый.

— Ты очень кстати, — сказал Косых Грозе. — Тут у нас дискуссия… Как истребитель ты лучше других можешь разрешить сомнения Сафара.

— Сафар… и сомнения? — рассмеялся Гроза. — Редкое зрелище! — Доводы Чернова, будто вы, истребители, стали теперь безраздельными владыками воздуха, испортили ему настроение.

Гроза улыбнулся:

— А я малость подслушал спор. Право, — бубнят, как два буржуазных профессора: техника да техника; машина, оружие, скорость… А человека забыли?

Сафар несколько смутился:

— Ты не понимаешь, Гроза, мы же это для академической чистоты дискуссии…

— Академическая чистота!.. Схоластика, а не чистота. У нас теперь и дети знают, как техника работает в руках настоящих людей. Разве в Испании республиканцы били немцев и итальянцев техникой? Люди били. Люди золотые…

— Республиканцев пять, а фашистов двадцать пять. Бывало и так. Но у них каждый за себя, а у испанцев один за всех и все за одного.

— Верно. Но давайте кончать ваш спор.

— А мы же и не спорили. Это мы вместе вредные тезисы Чернова гробили. Слушай, истребитель, — а ты на какой позиции, как насчет бомбардировщиков?

— Скажу… Как мне рисуется правильное развитие бомбардировочной авиации?..

— А ну, валяй, валяй, — оживился Сафар. По мнению Грозы, важно было уменьшить «ножницы» в полетных свойствах бомбардировщиков и истребителей за счет улучшения первых. Чем меньше разница в этих свойствах, тем больше у бомбардировщика шансов на спасение, а может быть, и на победу. Это значит, что бомбардировщик должен быть возможно более легким. Два легких бомбардировщика могут в сумме поднять столько же бомб, сколько несет при дальнем рейде тяжелый корабль. Они без труда преодолеют расстояние, отделяющее их от цели. Но при этом неоспоримо преимущество легких бомбардировщиков перед большим кораблем. Освободившись от груза бомб, да еще и от половины веса горючего, бомбардировщик превратится в боеспособный сверхистребитель. Тут уж он не только может защищаться, но и активно нападать.

— Для, этого прежде всего нужен меньший собственный вес. На наших красавцах это достигнуто применением сверхлегких сплавов магния и бериллия в комбинации с высоколегированными сталями — раз; установкой паротурбинных двигателей — два… Ты понимаешь, когда я еще амбалом был, — задумчиво и даже как-то мечтательно сказал Сафар, — кругом все говорили: «Пар — отжившее дело? Паровик — это прошлое. Внутреннее сгорание — вот где перспективы». Я тогда мало в таких вещах понимал, а потом как учиться стал, опять то же самое слышу: паровая машина — это древность, бензиновый мотор и дизель куда, мол, лучше. А вот теперь гляди-ка — старичок — паровичок опять пришел и мотору очко дает.

Гроза согласился:

— Мир еще варварски обращается с горючим. Моторы внутреннего сгорания, точно так же, как и наши паровые двигатели, это только отдаленный намек на то, чем будут пользоваться через десяток лет. Советская техника покажет пути… Вот мой младший братишка говорит, что инженеры должны будут поставить летчика в такие условия, чтобы полет со скоростью звука был физически возможен. Почему именно звука? — удивился Сафар. Однажды мальчуган говорит: «Военным самолетам совершенно необходимо летать со скоростью хотя бы триста тридцать три метра в секунду, не меньше». На мой вопрос, почему «триста тридцать три», говорит: «Скорость звука — триста тридцать два метра в секунду, значит самолет, летящий хотя бы на один метр быстрее, будет доходить до тебя! раньше, чем ты услышишь звук его приближения. Это очень важно для военной машины».

— До таких скоростей, порядка тысячи — тысячи двести километров, пожалуй, еще далеко.

— Ближе, чем мы думаем. В единичных машинах мы уже имеем скорость около девятисот километров. А это уж не так далеко от того, чтобы получить скорость звука на отрезке ближайших лет.

— Твоими устами да мед пить, — вставил Косых.

— А чем не мед на такой бы машине с фашистской сволочью подраться…

— Будет драка, будешь и драться, — спокойно заметил Гроза.

Сафар сверкнул глазами:

— Жалко, не я распоряжаюсь историей, а то уж драка была бы. Без драки Европу не привести в порядок. Отдам жизнь для того, чтобы все встало на место. Я готов.

— Не кипятись, Сафар… Как раз закипятишься, пойдешь в воздух, тебя и гробанут.

— Ты думаешь, я ишак? Я и сам сумею гробануть… Это лучшее, что у меня есть, — жизнь! Ведь это не только я сам, но и все мое потомство, понимаешь? Будущее целого рода. Жить хочу, понимаешь, но готов умереть. И когда я это сказал, когда я так решил, мне жизнь уже не дорога. Тогда я о ней перестаю думать.

— У нас на этот счет разные взгляды, — ответил Гроза. — Ты перестанешь думать о жизни, а я думаю. И я очень благодарен стране и ее вождям за то, что они о моей жизни тоже думают, берегут ее.

— С такими сухими мозгами, как у тебя, нельзя быть летчиком. Они у тебя сухие, совсем сухие, понимаешь?

— Ничего, получается, — усмехнулся Гроза, потрогав орден. — Ты скажи, разве я не имею права жить уже потому, что защищаю самое необыкновенное, самое удивительное, самое прекрасное, что когда-либо знала история — СССР. Мне хочется жить, уже от одной гордости можно пожелать бессмертия, а ты — умереть! Подумай о своем народе, какого сына родила твоя земля — Кавказ! Разве сыны этой страны не имеют права на лучшую, самую прекрасную жизнь на земле, а?