Ученик чародея - читать онлайн книгу. Автор: Николай Шпанов cтр.№ 101

И тут, к удивлению и радости Грачика, нерастерявшийся Залинь ответил официантке:

— О, я был бы вам очень благодарен!

— Спросите заведующего, если он разрешит, я сейчас же и снесу, — сказала услужливая девушка.

Через десять минут, сопровождаемая Залинем, девушка привела его к дому, все ставни которого были закрыты, и остановилась у крыльца:

— Боже мой! Почему же вы держите его в темноте?

— У него температура, и он не выносит света, — опять нашёлся Залинь. Он взял у неё судок. — Через часок я сам принесу его, — и, щедро дав на чай, отпустил официантку.

К разочарованию Грачика, дом оказался пустым. По показаниям соседей хозяева дома выехали на юг, пустив в дом какого-то рижанина. Кажется, этого рижанина действительно звали Винд. Вчера соседи мельком видели его выходящим из дома. Это было всё, что удалось узнать Грачику. Собаки вились вокруг крыльца, бросались то в одну, то в другую сторону и возвращались. След Винда никуда не вёл.

— Опытный черт! — не выдержал агент, сопровождавший собак. — Сумел замести след. Если бы не сегодняшний дождь, мы, наверно, обнаружили бы и средство, которым он посыпал свои следы.

Винд исчез. Грачику больше нечего было делать в Цесисе. Он велел взять билеты себе и Залиню на ближайший поезд до Риги. Таким поездом оказался таллинский. Открывалась приятная возможность проспать несколько часов в мягком вагоне после бесплодной ночной беготни по Цесису.

— Здравствуйте, — крикнул буфетчик прошедшему мимо столовой и сделавшему вид, будто не узнает его, Винду. Впрочем, и самого-то Винда буфетчик узнал не сразу. Куда девалась борода, где усы соломенного цвета? Буфетчик уже повернулся было уйти с крыльца, где грелся на солнышке, когда Винд остановился и, обернувшись, вежливо приподнял шляпу. Его лицо выражало недоумение, и буфетчик понял, что обознался: этот человек был тёмным шатеном, а Винд — блондин, да ещё какой блондин, словно его всего вымыли в молоке пополам с перекисью водорода. От смущения — черты незнакомца были все же схожи с чертами Винда — буфетчик рассмеялся. Несмотря на парадоксальность, этот защитный рефлекс очень распространён. Бывает, что, едва спасшись из-под колёс проносящегося автомобиля, человек смущённо засмеётся. Буфетчик не был исключением. Глядя на незнакомца, он улыбался:

— А я ведь принял вас за Винда, — добродушно заявил он, — и собирался вам сказать, что к нам заходил Залинь… Вот как бывает на свете!.. Эдакое сходство!.. Уж вы извините. Буфетчик хотел ещё крикнуть этому человеку, что Винду снова понесли обед, но вовремя сообразил, что случайному прохожему нет никакого дела до болезни и аппетита какого-то Винда и промолчал.

Прохожий снова приподнял шляпу и молча поклонился. Он не спеша скрылся за домом. Буфетчик уже не мог видеть выражения его лица, когда, завернув за угол, прохожий остановился и, в третий раз сняв шляпу, отёр пот со лба. Это был Квэп. Он уже со вчерашнего дня заметил на своей улице людей, слишком непринуждённо прогуливавшихся мимо его дома. Квэп знал цену этому чересчур независимому виду прохожих. И что означало появление в Цесисе Залиня? Было оно связано с прогулками любопытных вокруг дома Винда, или парень действительно хотел с ним встретиться? Тут нужно было не семь, а семью семь раз отмерить, прежде чем на что-нибудь решиться. Прикидывая так и эдак, Квэп сделал вывод, что жизни в Цесисе пришёл конец. Однако он не мог уехать, не завершив дело, однажды уже сорванное Залинем. Это дело, вновь тщательно продуманное и подготовленное, было залогом возможности оставаться в Советском Союзе, выполнить то, что ему поручено, и живым выбраться за пределы ненавистной страны.

Зайдя на почту, Квэп купил листок бумаги и конверт. Несколько слов, которые он пошлёт буфетчику с первым попавшимся мальчиком, убедят буфетчика и всех, кто к нему обратится, — будь то Залинь или кто иной, — в том, что послезавтра Квэп будет ещё здесь.

«Любезный товарищ, мне показалось, что я видел на улице Цесиса Мартына Залинь. Очень прошу вас, если оный Залинь зайдёт в буфет, передать ему, что я непременно буду у вас послезавтра вечером — к ужину. Прошу Залиня ждать меня. Мне необходимо с ним переговорить». Подумав, размашисто подписал: «С коммунистическим почтением ваш покорный слуга Альберт Винд».

Теперь всякий поверит тому, что до вечера указанного дня Винд останется в Цесисе. Кто догадается, что утром того дня он сядет в поезд и исчезнет, раз навсегда разделавшись с именем Винда.

Нужно было передохнуть, прийти в себя и отправиться за Соллем — преемником Залиня по роли, которую тому предстояло сыграть в жизни Квэпа. Квэп пошёл в городской сад и сел на скамью. У него не было больше дома, где можно провести ночь. Глупо, отвратительно глупо! Безрадостность подобной перспективы могло искупить только то, что это, вероятно, последнее испытание, на последнем этапе его пребывания в Советском Союзе. Больше он не позволит себе свалять дурака — браться за выполнение того, что могут делать другие. Инга Селга уже на пути в Советский Союз, об этом написано в газетах. Она и примет на себя всю тяжесть дальнейшей работы. При этой мысли Квэп поднял брови и рассмеялся: какую мину состроили бы господа из советских редакций, если бы знали, что сообщение о «добровольном переходе» Инги Селга предназначено ему, Арвиду Квэпу, и что эта особа едет сюда вовсе не потому, что её обуяла любовь к советскому отечеству, а потому, что ей приказано поступить в его, Квэпа, распоряжение для самой широкой диверсии, какая задумывалась за последние годы. К завтрашней ночи он должен убраться отсюда — задание, полученное от Шилде, подготовлено. Готовы взрыватели, заряды ждут в Риге. Ян Петрович Мутный получит добрый совет укрепить собственное положение в промысловой кооперации патриотическим мероприятием: объединение артелей по ремонту часов должно сделать подарок новому стадиону латвийской столицы — замечательные часы. Эти усовершенствованные приборы, установленные на колоннах под трибунами, будут показывать публике не только время, но и счёт прошедших игр и число забитых мячей. Если бы не приезд Залиня и не подозрительные любопытные вокруг дома, Квэп мог бы удовлетворённо потереть руки. А вместо того он вынужден торчать на скамье, где назначено свидание с Соллем. Он взглянул на часы: до прихода Солля оставалось ещё не меньше получаса. Квэп не допускал мысли, что Солль может не прийти или предпринять что-нибудь, подобное бунту Залиня. На этот раз Квэп применил совсем иной метод действий: он не запирал Солля в доме, даже не стеснял его в хождении по городу, пока у Солля не начала отрастать борода. Квэп полагался на то, что в отличие от Залиня у Солля было чистое прошлое. Солль был тихоня, которого легко удалось завербовать пустопорожними обещаниями. Наконец, — и это было очень важным в глазах Квэпа обстоятельством, — Солль был эстонец. У него не было тут ни близких, ни знакомых, и Солль достаточно плохо знал латышский язык.

Если бы не радио, бросавшее в тишину парка свои каркающие вопли, ничто не мешало бы размышлениям Квэпа. Но его натянутые нервы болезненно реагировали на этот несносный шум, и, помимо собственной воли, он отметил в очередном припадке красноречия репродуктора знакомое имя Лаймы Зведрис. Поднял голову и насторожённо прислушался. Из репродуктора доносился подчёркнуто бодрый голос диктора, нимало не схожий с голосом девушки из Краславы. Да и впрямь, совсем уж глупо вообразить, будто может заговорить покойница! Вот что могут наделать нервы! И все же хрип диктора заставил Квэпа заёрзать на месте: «Передаём слово Лайме Зведрис». Колючий холод пробежал по спине Квэпа, колени задрожали отвратительной расслабленностью, которая хорошо знакома трусам. Квэп с трудом заставил себя не вскочить со скамьи и не броситься, куда глаза глядят. Усиленный репродуктором голос убитой им Лаймы Зведрис гремел гласом архангела. С разных концов парка доносилось уже не эхо, а голоса второй, третьей и пятой Лайм.