Теперь снег на них не падал, но все еще было очень холодно, и, чтобы не замерзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим-бом-бомы, а Пух все остальное), причем оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.
— Я сейчас думал, — сказал Пух, — и думал я вот о чем: я думал про Иа.
— А что ты думал про Иа?
— То, что ведь бедному Иа негде жить.
— Негде, негде, — согласился Пятачок.
— У тебя есть дом, Пятачок, и у меня есть дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина дом, у Совы, и Кенги, и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что-нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.
— Это замечательная мысль, — сказал Пятачок. — А где мы его построим?
— Мы построим его здесь, — сказал Пух, — на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это место "Пухова опушка", и мы построим для Иа на Пуховой Опушке — ДОМ ИА.
— Ой, кстати, там за рощей я видел груду палочек, — сказал Пятачок. — Там их навалена целая куча! Ну прямо целая гора!
— Спасибо, Пятачок, То, что ты сказал, будет нам очень полезно, и за это я бы мог назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы Пухова Опушка не звучала лучше. Но только она звучит лучше потому, что она пушистей и, значит, больше похожа на опушку.
Они слезли с изгороди и отправились за палочками.
…Кристофер Робин все это утро провел в комнате, путешествуя в Африку и обратно, и он как раз сошел с корабля и подумал: "Интересно, какая сейчас на улице погода", как вдруг в его дверь постучал не кто иной, как Иа.
— Здравствуй, Иа, — сказал Кристофер Робин, открыв дверь и выйдя на двор. — Как ты себя чувствуешь?
— Снег все идет, — мрачно сказал Иа.
— Да, да.
— И мороз.
— Да?
— Да, — сказал Иа. — Однако, — добавил он, немного просветлев, — землетрясений у нас в последнее время не было.
— Что случилось, Иа?
— Ничего, Кристофер Робин. Ничего существенного. Ты, конечно, не видел где-нибудь здесь дома или чего-нибудь в этом роде?
— Какого дома?
— Просто дома.
— А кто там живет?
— Я живу. По крайней мере, я думал, что я там живу. Но, по-видимому, я там не живу. Ну что ж, в конце концов не у всех же должны быть дома.
— Ой, Иа, я не знал. Я всегда думал…
— Не знаю, в чем тут дело, Кристофер Робин, но из-за всего этого снега и тому подобного, не говоря уже о сосульках и всем прочем, сейчас в поле часа в три утра не так жарко, как думают некоторые. Не сказать, чтобы там было душно, если ты понимаешь, что я имею в виду. Да, жаловаться на духоту не приходится. Никак не приходится. По правде говоря, Кристофер Робин, — продолжал Иа громким шопотом, — строго между нами, совершенно секретно, если никому не говорить, — там холодно.
— Ой, Иа!
— И я сказал себе — ведь остальные, пожалуй огорчатся, если я замерзну. Правда, у них ни у кого нет ума, в голове у них только опилки, да и те, очевидно, попали туда по ошибке, и они не умеют думать, но если снег будет идти еще недель шесть или в этом духе, даже кто-нибудь из них может сказать себе: "Пожалуй, Иа не так уж жарко сейчас, часа в три утра". А потом он захочет это проверить. А еще потом ему станет очень грустно.
— Ой, Иа! — сказал Кристофер Робин, которому уже стало очень грустно.
— Я не имел в виду тебя, Кристофер Робин. Ты не такой. Словом, все это я клоню к тому, что я построил себе дом возле своей маленькой рощицы.
— Правда построил? Как замечательно!
— Действительно замечательным, — продолжал Иа самым унылым тоном, — представляется мне то, что, когда я утром уходил, он был там, а когда я вернулся, его там не было. Вообще это все вполне понятно, в конце концов это был всего лишь дом Иа. Но все-таки я несколько обескуражен.
Кристоферу Робину некогда было особенно удивляться. Он уже забежал в свой дом и моментально натянул теплую шапку, теплые ботинки и теплое пальто.
— Мы сейчас пойдем и выясним это, — сказал он Иа.
— Иногда, — сказал Иа, — когда люди забирают чей-нибудь дом, там остается кусочек-другой, который им не нужен и который они с удовольствием вернут бывшему хозяину, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот я и думаю, что если мы заглянем…
— Пошли, пошли, — сказал Кристофер Робин.
Они пошли очень быстро, и поэтому они очень быстро пришли на ту опушку рощи, где не было дома Иа.
— Ну вот, — сказал Иа. — Не осталось ни единой палочки. Конечно, жаловаться не приходится, ведь остался весь этот снег, с которым я могу делать все, что я хочу!
Но Кристофер Робин не слушал Иа. Он прислушивался к чему-то другому.
— Ты не слышишь? — спросил он Иа.
— А что там такое? Кто-то смеется?
— Слушай.
Они прислушались… И они услышали ворчливый басок, напевавший, что и он идет, и снег идет, хотя им совсем-совсем не по дороге, и чей-то тоненький голосок, успевавший вовремя тирлимбомбомкать.
— Это Пух! — радостно сказал Кристофер Робин.
— Вероятно, — сказал Иа.
— И еще Пятачок, — взволнованно сказал Кристофер Робин.
— Возможно, — сказал Иа. — Кто нам сейчас действительно нужен — это хорошая ищейка.
Слова песни неожиданно изменились.
— Наш дом готов! — пел бас.
— Тирлим-бом-бом, — пел пискливый голосок.
— Прекрасный дом…
— Тирлим-бом-бом…
— Я сам охотно жил бы в нем!…
— Тирлим-бом-бом…
— Пух! — закричал Кристофер Робин.
Певцы замолчали.
— Это Кристофер Робин, — в восторге сказал Пух.
— Он на той стороне. Там, где мы взяли палочки, — сказал Пятачок.
— Побежали, — сказал Пух.
Они помчались по опушке вокруг рощи, и всю дорогу Пух издавал приветственные возгласы.
— Эй, а тут Иа! — сказал Пух, когда они с Кристофером Робином кончили обниматься. Он толкнул локтем Пятачка, а Пятачок толкнул локтем его, и они подумали, какой это приятный сюрприз. — Здравствуй, Иа!
— И тебе желаю того же, медвежонок Пух, а по четвергам — вдвое, — уныло сказал Иа.
Не успел Винни-Пух спросить: "Почему по четвергам?" — как Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю пропавшего дома Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза у них становились все больше и больше.