Кандида была в белом платье — подарок тетушек, но Стивен и не думал об этом. Он просто увидел, как она прекрасна и то, что, заметив его, она улыбнулась. На щеках Кандиды играл румянец, волосы сияли в теплом свете электрических ламп. Вся обида, вся горечь от ссоры сразу улетучились. С Кандидой в комнату вошла красота. Взгляд, которым они обменялись, был долгим, но Стивен понял, что поговорить им удастся не скоро: процессию возглавляла мисс Оливия, мисс Кара шла чуть позади слева, Кандида — справа, а Дерек замыкал шествие. Несколько вежливых поклонов, учтивые фразы: «Как приятно видеть вас, леди Карадок! Позвольте представить вам мою внучатую племянницу, Кандиду Сейл… Каноник Вершуйл, мы так давно не виделись! Это наша внучатая племянница». И так далее, и тому подобное.
Кандида улыбалась епископу — грузному старику с добрым лицом и внушительной фигурой — и его жене, у которых было семнадцать внуков, от этой четы веяло покоем и кротостью. Все были с Кандидой очень любезны, а кое-кто даже помнил Кандиду Беневент и сколько шуму наделала в свое время ее свадьба с Джоном Сейлом. Кандиде прежде приходилось бывать на танцевальных вечеринках, но на большой светский прием и в таком красивом старинном особняке она попала впервые. Да еще ей купили новое платье — специально для этого приема. Тетушки проявили невероятную щедрость. Они отвели Кандиду в маленький магазинчик эксклюзивного платья, и там мисс Оливия передала ее с рук на руки мадам Лурье, «которая точно определит, что вам нужно». Весьма пугающее вступление, но полностью оправдавшееся результатом. На свет божий было извлечено белое платье, и, выйдя из примерочной, Кандида услышала: «Сидит хорошо» — это сказала мисс Оливия а мисс Кара воскликнула: «О, моя дорогая, вы прелесть!» У Кандиды же просто не было слов. Она честно пыталась что-нибудь придумать, но достойных слов не находилось. Платье так ее преобразило, как может преобразить шедевр портновского искусства. Кандида покраснела и перевела счастливый, полный горячей признательности взгляд на тетушек. Однако услышав цену, просто обмерла.
Но тетушки и бровью не повели. Они величаво кивнули и мисс Оливия сказала:
— Очень хорошо. Можете записать это на мой счет, мадам.
Кандида и Стивен смогли встретиться лишь тогда, когда прибыли последние из приглашенных. Вот-вот должен был начаться первый номер программы. Мисс Оливия и мисс Кара уже заняли свои места. Луиза Арнольд, сидевшая сзади, наклонилась и произнесла: «Моя кузина. Мод Силвер».
Воспользовавшись тем, что все были сосредоточены на том, чтобы сесть поудобнее, Стивен осторожно взял Кандиду под руку и увел прочь. Это было сделано очень ловко: он занял два стула сзади, в нише у окна, достаточно далеко от тетушек и кузины Луизы. Они добрались туда как раз вовремя, приятно взбудораженные этим бегством. И тут высокий юный клирик приятным и даже несколько легкомысленным голосом объявил, что мистер и миссис Хейвард, а также мисс Стори сыграют сочиненное мистером Хейвардом Трио А-мажор. Раздались вежливые аплодисменты. Истинные любители камерной музыки затихли в предвкушении наслаждения, а те, кто таковыми себя не считал, приготовились к двадцати минутам невыносимой скуки.
Трио, написанное мистером Хейвардом, оказалось не таким уж плохим. Стивен с удивлением поймал себя на том, что ему пришлась по вкусу эта музыка. В ней сочетались энергия и мелодичность, в ней звучал триумф, что очень соответствовало его настроению. Все три исполнителя играли очень хорошо. Стивену даже захотелось вытащить руку из-за локтя Кандиды, чтобы поаплодировать, но их стулья стояли так близко, что плечо девушки было почти притиснуто к его. Это была настоящая пытка, но зато они были вместе и Кандида больше на него не сердилась. Они сидели бок о бок и молчали, а комнату заполняла музыка.
Когда выступление закончилось, публика разразилась шквалом аплодисментов.
«Кандида!» — позвал Стивен, и она обернулась. Сидевшие впереди поднялись и заслонили их от любопытных взглядов — на минуту они как будто остались только вдвоем.
Стивен коснулся ее руки и сказал:
— Вы больше на меня не сердитесь?
— Нет.
Его голос стал тихим и отрывистым.
— Не делайте этого больше. Когда вы сердитесь, со мной такое творится…
— И что же именно?
— Да черт знает что.
— Почему?
— Вы прекрасно знаете почему.
— Откуда мне это знать, если вы мне ничего не сказали?
— Я же вам сказал — творится черт знает что. Кандида… но вы же знаете? Неужели не знаете?
Кандида отвела взгляд. На губах мелькнула улыбка.
— Стивен, вам все-таки придется сказать это вслух.
Люди, сидевшие перед ними, ушли, и момент был упущен. Стивен сказал гневным шепотом:
— Я не могу… только не здесь. Кандида, вы же знаете, что я до смерти в вас влюблен!
— Откуда же мне знать, если вы мне ничего не сказали?
Стивен так волновался, что с большим трудом вникал в то, что ему говорят. Но тут же почувствовал, что рука, которой он касался, дрожала.
— Вы хотите, чтобы я вам сказал?
— Конечно.
Их уединение кончилось — объявили перерыв на четверть часа. Все разбрелись по залу, болтали с друзьями.
Стивен помог Кандиде встать со стула и отвел занавеску, прикрывавшую оконную нишу.
— Давайте посмотрим на собор при лунном свете. Это должно быть прекрасное зрелище.
И занавеска опущена, и они снова вдвоем, а весь остальной мир исчез. Луна и собор были тут же забыты. Вообще-то ими любовались прежде многие, но нынче было явно не до них. Луна освещала холодными лучами камни собора, и холодный камень горделиво демонстрировал всю свою красу, которую даровали ему руки мастеров, но глаза Стивена и Кандиды были заняты иным.
Мисс Луиза Арнольд и мисс Силвер остались на своих местах — так же, как и тетушки Кандиды. Луиза всегда была рада перемолвиться словечком-другим со старыми друзьями. Что может быть лучше?! Отдав артистам должную дань восхищения, она прекратила аплодировать и наклонилась вперед, коснувшись руки мисс Кары.
— Милая Кара! Как же давно мы не виделись! Вы были больны?
Кара Беневент обернулась как-то слишком поспешно.
— О нет, Луиза… Я вполне здорова.
— Не может быть, — не слишком тактично заявила мисс Арнольд.
Признаться, она была страшно удивлена и даже испугана: теперь никто бы не принял мисс Кару за младшую из сестер. Она всегда была невысокой и худенькой, но сейчас она выглядела крайне истощенной и сморщенной. Скулы были обтянуты желтоватой кожей, нос заострился. И этот безысходный черный цвет! Ни черный бархат, ни черное кружево не считались знаком траура даже в те дни, когда подобные ритуалы соблюдались куда рьяней, но этот строгий покрой, эти по-монашески простые складки платья, эти тяжелые испанские кружева производили поистине погребальное впечатление.