— Тем не менее продавать вы его не хотите?
— Не хочу. Хотя и надо бы, — призналась Лора.
Кэри налил ей еще кофе.
— Эти места вам дороги? — поинтересовался он.
Лора покачала головой.
— Ни разу там не была. У отца, правда, сохранилась фотография. В детстве я часто ее разглядывала. Думала, как обставлю комнаты, когда стану там жить. Там ведь много старой мебели. Помню, все беспокоилась, какие лучше повесить портьеры. Глупости, конечно. Я всегда знала, что не смогу жить в Прайори. У меня никогда не будет денег, чтобы содержать такой дом. Мне достаточно было знать, что он принадлежит мне, а что там живет кто-то другой, никогда меня не смущало.
Кэри рассмеялся и тут же вновь посерьезнел.
— И сколько ваша кузина предлагает?
— Двенадцать тысяч. Мистер Меткафф говорит, это очень хорошее предложение.
— Он прав. Слушайте, а почему бы вам не съездить туда и не решить все на месте?
— Но не могу же я явиться без приглашения! — возразила Лора и неохотно добавила: — Правда, насколько я поняла, за приглашением дело не станет.
— Значит, поедете?
— Так не хочется.
— Глупости! Вы просто обязаны туда съездить. Это же прекрасная возможность разом покончить и с вековой враждой, и с вашими сомнениями. Если Прайори вам не понравится, все решится само собой.
— А если наоборот?
— Никаких проблем. Придется только найти жениха побогаче.
— Почему-то все богатые женихи один страшнее другого.
— А вы найдите красавца.
Лора улыбнулась.
— А вы знаете Прайори? — сменила она тему. — Когда-нибудь там бывали?
— Да, и не раз.
— И думаете, оно мне не понравится?
— Трудно сказать. В любом случае посмотреть стоит.
Лора неохотно кивнула.
— Да, наверное, вы правы, — вздохнула она. — Остается только надеяться, что кузина забудет меня пригласить.
Из ресторана они отправились в театр, но были слишком переполнены собственными чувствами, чтобы воспринимать чужие. Оркестранты выбивались из сил, актерский состав был в ударе, но все без толку: Лора и Кэри не слышали из их монологов ни единого слова.
Когда они вышли на улицу, уже стемнело.
— Они не знают, смогу ли я летать снова, — неожиданно сказал Кэри.
Что-то в его голосе заставило Лору вздрогнуть. Они ехали по ночному городу в такси.
— Почему? — тихо спросила она.
— Что-то с глазным нервом. Я неправильно оцениваю расстояние.
— Уверена, вы поправитесь.
— Может быть. Но точно этого никто не знает.
Лора нашла в темноте его руку.
— Поверьте мне, все будет хорошо.
Кэри промолчал. Только когда они уже выходили из такси у дома кузины Софи, он неожиданно проговорил:
— Раз это сказали вы…
Он вдруг схватил ее протянутую для прощания руку и стал покрывать поцелуями.
— Лора! Лора!
Она высвободилась.
— Пожалуйста, Кэри, не надо.
Кэри выпрямился.
— Простите меня. Я самый настоящий идиот. На что вообще я мог надеяться? Жалкий инвалид.
— Не смейте так говорить! — перебила его Лора. — Прошло еще совсем мало времени! Вы обязательно поправитесь, нужно только подождать!
«И как раз этого Тайнис делать не захотела», — неожиданно мелькнула у нее мысль, и этого оказалось достаточно, чтобы Лора возненавидела Тайнис раз и навсегда. Это было, как если бы она слишком близко подошла к открытой дверце печи, и пламя обожгло ее.
Почувствовав, что Лора дрожит, Кэри провел рукой по ее щеке. Ладонь стала влажной.
— Пожалуйста, Кэри, не говорите так больше, — попросила Лора. — Все будет хорошо.
Глава 7
Кузина Софи лежала на диване в гостиной, кутаясь в многочисленные шали. Одна — иссиня-зеленая и больше похожая на плед — прикрывала ее колени. «Я увидела ее, когда путешествовала с отцом, и сразу в нее влюбилась, — неоднократно рассказывала кузина Софи. — Это чистая шерсть. А цвет всегда напоминал мне склоны далеких холмов, кутающихся в сизый туман». Вторая шаль — светло-фиолетовая — была обвязана вокруг талии, третья — с густой серой бахромой — укрывала плечи. Поверх нее была наброшена светло-голубая плотная вязаная шаль с собственноручной вышивкой мисс Софи, и еще одна шаль — белая и самая маленькая — лежала наготове рядом, чтобы можно было прикрыть ею голову, если станут проветривать комнату.
Когда Лора вошла в гостиную, ворох шалей зашевелился, оттуда появились две высохшие руки и радостно протянулись к девушке.
— Лора, наконец-то! Надеюсь, тебе понравилось?
— Не то слово! — воскликнула Лора, до сих пор чувствующая себя так, словно только что прокатилась на волшебном облаке, — Рада за тебя. Кстати, звонила Агнес Фейн. Хочет, чтобы ты завтра к ней приехала. Тайнис Лэйл устраивает у нее вечеринку. Вот и познакомитесь.
Облако внезапно растаяло, и Лора с размаха шлепнулась на землю. Почему-то ей вдруг стало холодно. Она подошла к дивану и присела на самый краешек.
— Думаю, нужно ехать, дорогая, — жизнерадостно продолжала мисс Софи. — Все-таки Агнес, когда хочет, умеет быть любезной. Тон у нее, конечно, был ужас какой важный, ну, да она всегда заносилась. Я ее хорошо раньше знала — до ссоры, я имею в виду. Она, правда, будет помоложе меня, Не то на десять лет, не то на двенадцать. Феррерсы и Фейны неплохо тогда ладили. Мой дедушка, покойный Джон Феррерс, и Мэри Феррерс — это которая потом вышла за Томаса Фейна, твоему отцу и Агнес она приходилась бабушкой — были братом и сестрой, так что мы с Агнес троюродные сестры. И она была очень вежлива. Расспросила о моем здоровье и — только представь! — выразила беспокойство по поводу этих воздушных налетов. Сейчас уже редко кто умеет так общаться по телефону. Отец — упокой, Господи, его душу — всегда говорил, что с появлением телефонов на хорошие манеры ни у кого уже не осталось времени. И то верно: когда в трубке вечно что-то пищит и щелкает, только и думаешь, сколько это стоит, сколько минут осталось и успеешь ли ты сказать все, что хотела.
Лора улыбнулась. Кузина Софи ей нравилась. С ней было легко и просто — не нужно было даже отвечать. Мисс Феррерс не требовались собеседники — она предпочитала слушателей.
— Я ее лет двадцать не видела, а голос все тот же, — продолжала она. — А ведь ей сейчас должно быть уже под шестьдесят. Изумительный, что ни говори, голос. Такое глубокое контральто — отец, правда, говорил, что она совершенно не умеет им пользоваться и вечно переигрывает. Не то чтобы он не любил пения — в дни моей молодости его все любили, — просто он считал, что не дело исполнять в деревенской гостиной «Инфеличе» или «Прощание» Тости
[1]
. А уж как Агнес выглядела, когда пела, это я до сих пор помню. Красивая она тогда была, ничего не скажешь и с отца твоего просто глаз не сводила. Он, бедный, не знал, куда и деваться, потому что, сама понимаешь — хотя нет, слишком уж ты молода, чтобы их помнить; в общем уж больно страстные это были песни.