Загадка Красной вдовы - читать онлайн книгу. Автор: Джон Диксон Карр cтр.№ 27

Все, кроме Мастерса, вышли из комнаты. Джудит взяла медальон у брата и разглядывала его на ходу. Он ее так заинтересовал, что она даже пару раз споткнулась. Затем она передала миниатюру Терлейну, и впервые перед ним предстали тени прошлого дома Мантлингов. В свое время они наполняли жизнью жуткую «вдовью комнату»: спали в ней, зажигали свечи, гляделись в зеркала. Они были обычными людьми. Впервые Терлейн в полной мере почувствовал, как ужасна комната, непостижимым образом пресекающая жизнь.

Мужское лицо на медальоне было молодым – на взгляд, не больше двадцати пяти, – тонко очерченным, мечтательным, нежным до прозрачности. Собственные – не парик – волосы мужчины были собраны в косицу. На нем был шейный платок и доверху застегнутый коричневый сюртук. Пальцы его придерживали подбородок, как бы в задумчивости. Несмотря на то что на миниатюре его лицо покрывал чуть заметный румянец, можно было заподозрить, что в жизни ему была свойственна бледность. Легко ранимый, чувствительный человек, разум которого балансировал между реальностью и мечтами… Женское лицо было противоположностью мужскому: по-своему нежное, оно обладало мягкой латинской привлекательностью, в темных глазах присутствовал отблеск здорового практицизма, для женщины на миниатюре столь же естественного, как кудри ее напудренного парика. Ее губы были сурово поджаты. Похоже, и в жизни щеки ее отличались здоровым румянцем.

– Скажите, она похожа на меня? – неожиданно спросила Джудит. – Гай уверяет, что похожа. Он судит по ее портрету, который висит наверху. Я же не могу найти ни малейшего сходства. Разный цвет глаз, волос… все разное. Я бы повесилась, если бы у меня были такие толстые щеки. Ну почему художники того времени, в особенности французы, всегда изображали лица такими круглыми и широкоглазыми, будто их накачали воздухом? Нет, лучше повеситься, чем быть похожей на нее!

– Дорогая, она была очень умной женщиной, – сказал Гай.

Лица с медальона стояли перед глазами Терлейна еще долгое время после того, как компания оказалась у кабинета Мантлинга. Из-за двери доносились резкие звуки ударов и приглушенные проклятия. Констебль, охранявший вход, с любопытством заглядывал в комнату. Г. М. проворчал, что его ждет Мастерс, и он исчез. Равель и Карстерс, в свете настольной лампы, склонились над доской для багателя. Первый мрачно подсчитывал очки и изощренно ругался, потому что за двадцать шаров набрал только пятьсот очков. Смущенный Карстерс поспешно сгребал со стола серебряные монеты.

– Мы должны что-то предпринять! – закричал Карстерс, завидев Джудит. – Они хотят нас изолировать, они не выпустят нас отсюда! – Он старался выглядеть оскорбленным. – Черт побери, Джудит, не смотри на меня так, будто я муха, упавшая тебе в салат! Я предлагал тебе помощь, предлагал свою дружбу, хотел, чтобы…

– Не обращайте на него внимания, – с вальяжной снисходительностью заметил Равель. – Он слегка пьян. Пил виски с содовой. Он мне говорит: «Старик, я предлагал ей свою защиту, а она отвергла мою защиту». Затем выпивает стакан виски с содовой. Я ему говорю: «Понятно, старик, но от чего ты собрался ее защищать?» Он отвечает: «Это не важно. Дело не в этом. Дело в принципе» – и выпивает еще стакан. Проклятие! Я и сам почти англичанин, но черт меня побери, если я вас понимаю! Может, мне стоило пить больше виски. Старина, вот что я сейчас сделаю: я забью десять, по чертовому шестипенсовику за шар. Ну что, идет?

– Уберите чертову доску! – заревел Г. М. – И… Нет! Погодите секунду. Где все? Где Мантлинг?

– Пошел прилечь, – с готовностью, будто пытаясь реабилитироваться, ответил Карстерс. – Представить себе не могу, что с ним такое приключилось. В трудной ситуации он никогда не теряет головы. Можете мне поверить. Но после того, как умер бедняга Бендер, он, по-моему, стал просто разваливаться на кусочки. Ничего не понимаю. Я…

– А где мисс Изабелла?

Равель посерьезнел:

– Думаю, у нее припадок. С чего вдруг? Вы только представьте… Мы сидим тут, играем, а она врывается и опрометью бежит вон к тому столу. Вытаскивает один за другим ящики и высыпает их содержимое на пол. Там, за дверью, стоял бобби, охранял. Он бросается за ней…

– Хватит! – перебил его Карстерс. Он выглядел взволнованным. – Это, конечно, все пустяки, но шуму было много. Джуди, тебе лучше поговорить с ней. Она вбила себе в голову какую-то безумную идею насчет тех маленьких дротиков, которые мы с Аланом привезли из Америки, – не стрел, не копий, а стрелок длиной не больше двух дюймов. Она считает, что они отравлены.

– А разве нет? – спросил Гай тихим, вкрадчивым голосом. – Помнится, вы и сами говорили, что они отравленные.

– Да. Говорил. Может, они и отравленные, а может, и нет. Один шанс из тысячи, – с жаром ответил Карстерс. – А если есть хоть один шанс, то говорить уже можно. Так интереснее. Например…

– Никому здесь не хочется слушать, что, по вашему мнению, интересно, а что нет, – вмешалась Джудит, – тем более мне. Простите за откровенность, но, по-моему, зря вы сюда приехали. К сожалению, с вашим присутствием здесь ничего не поделаешь – вы ведь считаетесь другом моего брата. Но раз уж вы находитесь в нашем обществе, мы вправе ожидать от вас соблюдения элементарных приличий. Вместо этого вы без конца пьете виски с содовой, хвастаете напропалую о… – Она повернулась к Г. М.: – Сэр Генри, зачем вы заставили нас с Гаем сюда прийти?

Карстерс стоял неподвижно. Его взгляд был обращен внутрь себя, будто на источник света, глаза прищурены.

– О господи, – выдохнул он. – Так вот оно как?

Послышался шорох оборчатых юбок, и Джудит исчезла. Карстерс тупо смотрел на дверь, за которой она скрылась, затем медленно поднял руку и, казалось, забыл о ней. Рука упала. Со стороны его жест напомнил бросание костей. Терлейн был уверен, что перепалка приведет Г. М. в ярость, и потому его удивило умиротворенное выражение лица сэра Генри.

– Понятно, – сказал Г. М. – Я так и чувствовал, что, пока мы сидим во «вдовьей комнате», тут не все ладно.

– Проклятые дротики! – воскликнул Карстерс. – Откуда я мог знать, что они доставят столько хлопот? Тогда она ничего такого не сказала. Она всегда смеялась, когда я пытался поговорить с ней серьезно, и я думал… Она уверяла, что ей не свойственна сентиментальность. У современных женщин такое в голове творится! Невольно подумаешь, что и правда – не свойственна. А как узнать наверное? Однажды, в этой самой комнате, я рассказывал ей байки об отравленном оружии и одновременно крутил в пальцах один из тех дротиков. Дротик вырвался и – надо же такому случиться! – воткнулся мне в руку. Я и правда поначалу чуть сознание не потерял, а потом подумал, что, даже если он и отравлен, он все же может сослужить мне неплохую службу, пусть даже перед смертью. Я сказал: «Джуди, девочка моя, со мной все кончено», да еще и притворился, будто умираю – ну, как в кино. Господи, я и не подозревал, что могу так убедительно играть. Вот что значит иметь впереди ровное поле, без всяких там рвов и убежищ для дичи! Я признался в своих чувствах к ней и добавил: «Но теперь это ни к чему, Джуди, девочка моя, потому что время мое подходит к концу. Я умираю». Ха! В ответ она сказала мне много такого, – Карстерс ухмыльнулся и выпятил грудь, – чего я, будучи джентльменом, не собираюсь повторять. Заметьте: когда я меньше чем за неделю до описываемых событий говорил ей почти то же самое, она назвала мои признания тошнотворным бредом. Но потом удача от меня отвернулась. Она вышла, чтобы позвать доктора или кого-нибудь еще, и влетела обратно в самый неподходящий момент: я как раз встал, чтобы сделать глоточек-другой, для храбрости. А она ожидала увидеть меня в кресле, non compos. И все пошло наперекосяк, а ведь я почти заполучил ее…