Тайник - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Джордж cтр.№ 133

Презрение в его голосе уязвляло, но она решила, что не позволит ему запугать ее и выгнать из дома.

— Где девочки, Гарри?

Услышав свое прозвище, он поднял голову. На миг маска презрения слетела с его лица, и перед ней снова был тот мальчик, которого она держала за руку, когда они переходили через эспланаду, чтобы искупаться в бухточках пониже Хавлет-Бей.

«Тебе от меня не спрятаться, Гарри», — хотелось ей сказать. Но она ждала его ответа.

— В школе. Где им еще быть?

— Я спрашивала о Син, — уточнила она.

Он не ответил.

— Гарри, ты же не можешь держать ее под замком…

Он наставил на нее указательный палец и сказал:

— Никого здесь под замком не держат. Слышишь меня? Никого.

— Значит, ты ее выпустил. Я заметила, что на окне больше нет решетки.

Вместо ответа он потянулся за порошком и начал посыпать им одежду. Он не отмерял его, а просто сыпал и сыпал, не сводя с нее глаз, словно ждал, примет ли она его вызов и решится ли предложить совет. Но однажды, всего однажды, она это уже сделала, Господи, помоги ей. И вот пришла убедиться, что ничего страшного не случилось после ее слов: «Генри, ты должен что-то сделать».

— Значит, она куда-то ушла?

— Из комнаты не выходит.

— А замок с двери ты снял?

— Какой в нем теперь прок?

— Какой прок?

По телу пробежала дрожь. Она обхватила себя руками, чтобы ее унять, хотя в доме не было холодно.

— Никакого проку, — повторил Генри и, словно желая раздобыть какое-то подтверждение своим словам, шагнул к раковине с замоченным бельем и что-то из нее вынул.

Это оказались женские трусики, с которых на пол натекла целая лужа, пока он держал их на весу. Валери увидела след от пятна, все еще заметный, несмотря на замачивание и отбеливание. И почувствовала, как ее затошнило, когда она поняла, почему брат держал взаперти свою дочь.

— Значит, она не… — сказала Валери.

— Хоть одно утешение. — Он дернул головой в сторону спален. — Но выходить не хочет. Можешь поговорить с ней, если есть желание. Только она заперла дверь изнутри и воет, точно кошка, у которой утопили котят. Дурочка несчастная.

Он захлопнул крышку стиральной машины, нажал несколько кнопок и оставил агрегат заниматься своим делом.

Валери подошла к комнате племянницы. Постучала, назвала свое имя и добавила:

— Это тетя Вэл, дорогая. Ты мне откроешь?

Но Синтия внутри молчала. Валери тут же подумала самое худшее. Она закричала:

— Синтия? Синтия! Дай мне с тобой поговорить. Открой дверь, пожалуйста.

И снова ответом ей было молчание. Мертвое молчание. Нечеловеческое молчание. Валери показалось, что есть только один способ заставить семнадцатилетнюю девочку перейти от кошачьих завываний к полной тишине. Она заспешила назад к брату.

— Нам надо войти в ее спальню, — сказала она, — А вдруг она что-нибудь с собой…

— Чепуха. Выйдет, когда будет готова. — И он горько рассмеялся. — Может, ей там понравилось.

— Генри, нельзя же позволить ей…

— Не указывай, что мне нельзя, а что можно! — заорал он. — Никогда больше не смей мне ничего советовать! Посоветовала уже, хватит. Свое дело сделала. С остальным я справлюсь по-своему.

Этого она больше всего и боялась: что ее брат справится. Ведь то, с чем он собирался справляться, выходило далеко за пределы сексуальной активности его дочери. Будь это какой-нибудь парнишка из колледжа, Генри просто предостерег бы ее об опасности, даже позаботился бы о том, чтобы все меры, предохраняющие от неприятных последствий случайного секса, такого желанного для Синтии в силу своей новизны, были приняты. Но он столкнулся с чем-то большим, нежели зарождение сексуального влечения у молодой девушки. Речь шла о соблазнении и предательстве столь глубоком, что, когда Валери впервые рассказала брату о нем, он ей сначала даже не поверил. Не мог поверить. Отшатнулся, услышав, словно животное, оглушенное ударом по голове.

— Послушай меня, Генри, — сказала она в тот раз, — То, что я говорю, — правда, и если ты ничего не предпримешь, один бог знает, что станет с девочкой.

Именно тогда она и произнесла эти роковые слова: «Если ты ничего не предпримешь». Теперь, когда роману пришел конец, ей надо было узнать, что же именно он предпринял.

Генри долго смотрел на нее, и его «по-своему» звенело в тишине, точно колокола церкви Святого Мартина. Валери поднесла руку ко рту и прижала к зубам губы, как будто это могло заставить ее замолчать и не произносить то, что было у нее на уме, то, чего она больше всего боялась.

Генри прочел ее мысли так же легко, как и всегда. Оглядел с головы до ног и спросил:

— Чувство вины замучило, да, Вэл? Не волнуйся, старушка.

— О Гарри, слава богу, а то я уже… — начала было она, но он перебил ее, закончив свое признание:

— Не ты одна мне про них рассказывала.

Рут вошла в спальню брата впервые со дня его смерти. Она решила, что пришло время разобрать одежду. Никакой необходимости в этом не было, просто ей хотелось найти себе занятие. И лучше, чтобы оно имело отношение к Ги, позволяя ей снова почувствовать его вселяющее уверенность присутствие, не сталкиваясь с доказательствами его нечестности.

Подойдя к гардеробу, она сняла с плечиков его любимый твидовый пиджак. Помедлив минуту, чтобы снова вдохнуть знакомый запах лосьона, сунула руку в каждый карман по очереди и извлекла из них носовой платок, пачку мятных леденцов, ручку и вырванный из спирального блокнота листок бумаги, совсем свежий, еще не обтрепавшийся по краям. Он был свернут в крохотный прямоугольник, который Рут и развернула.

«С + Г = любовь навеки» — было написано, без сомнения, рукой подростка.

Рут торопливо скомкала бумажку и поймала себя на том, что озирается по сторонам, словно боится, как бы ее кто-нибудь не увидел, какой-нибудь ангел мщения в поисках доказательства, на которое она только что натолкнулась.

Хотя она сама меньше всего нуждалась в каких-либо доказательствах в тот момент. Да и вообще когда-нибудь. Разве нужны доказательства тому, кто знает страшную правду, потому что видел ее своими глазами?

Рут почувствовала, как на нее накатила та же немощь, которую она ощутила в день, когда неожиданно рано вернулась с собрания самаритян. Тогда ее боли еще не были диагностированы. Она всем говорила, что это артрит, глушила боль аспирином и надеялась на лучшее. Но в тот день боль стала вдруг нестерпимой, так что не оставалось ничего другого, кроме как отправиться домой и лечь в постель. Поэтому она ушла с собрания задолго до его конца и поехала в Ле-Репозуар.

Подъем по лестнице дался ей с трудом: воля боролась с болезнью. Выиграв битву, Рут поплелась по коридору к своей спальне, по соседству со спальней брата. Она уже положила руку на ручку двери, как вдруг услышала смех. Затем девичий голос воскликнул: