Единорог предостерегающе заржал. Цири подняла голову.
Поблизости не было ни одной воронки, только ровный и гладкий песок. И у нее на
глазах этот ровный и гладкий песок вдруг вздулся, а вздутие начало быстро
передвигаться в ее сторону. Она кинула высосанную труху и умчалась на камни.
Решение обойти песчаную лавину стороной оказалось верным.
Они пошли дальше, обходя даже мельчайшие участки песка и
ступая исключительно по твердому грунту.
Единорог шел медленно, прихрамывая. Из его раненого бедра
сочилась кровь. Но он по-прежнему не позволял Цири подойти и осмотреть рану.
Песчаная лавина заметно сузилась и начала извиваться. Мелкий
сыпучий песок уступил место крупному гравию, потом окатышам. Воронки больше не
попадались, поэтому они решили идти по проделанному лавиной руслу. Цири, хоть ее
снова мучили жажда и голод, пошла быстрее. Появилась надежда. Песчаная лавина
была никакой не лавиной, а дном реки, текущей с гор. В реке не было воды, но
высохшее русло вело к истокам – слишком слабым и маловодным, чтобы наполнить
русло, однако скорее всего достаточным, чтобы из них можно было напиться.
Она могла бы идти еще быстрее, но приходилось сдерживаться,
потому что единорог шел медленно, с явным трудом, хромал, тянул ногу, копыто
ставил боком. Когда опустился вечер, он лег. И не встал, когда она подошла.
Позволил ей осмотреть рану.
Раны было две, по обеим сторонам сильно вспухшего, горячего
бедра. Обе все время кровоточили, и вместе с кровью из них струился липкий,
дурно пахнущий гной.
Чудовище было ядовитым.
* * *
На следующий день стало еще хуже. Единорог едва шел. Вечером
лег на камни и не захотел подниматься. Когда она опустилась рядом на колени, он
дотянулся до раненого бедра ноздрями и рогом, заржал. В этом ржании была боль.
Гной выделялся все сильнее, запах был отвратительный. Цири
достала кордик. Единорог тонко завизжал, попытался встать и упал задом на
камни.
– Я не знаю, что делать… – всхлипнула девочка,
глядя на клинок. – Я действительно не знаю… Наверно, рану надо разрезать,
выдавить гной и яд… Но я не умею! Я могу навредить тебе еще больше!
Единорог попытался поднять голову, заржал. Цири села на
камни, обхватила голову руками.
– Меня не научили лечить, – с горечью сказала
она. – Меня научили убивать, втолковывая, что таким путем я могу спасать.
Это была страшная ложь, Конек. Меня обманули.
Надвигалась ночь, быстро темнело. Единорог лежал. Цири
лихорадочно размышляла. Она набрала колосья и стебли, обильно растущие на
берегу высохшей реки, но Конек не захотел их есть. Бессильно положил голову на
камни и уже не пытался подняться. Только моргал. На морде проступила пена.
– Я не могу тебе помочь, Конек, – глухо сказала
она. – У меня нет ничего…
Кроме магии.
Я – чародейка.
Она встала. Вытянула руки. Ничего. Магической энергии
требовалось много, а ее не было вообще. Этого она не ожидала. Как же так? Ведь
водные жилы есть повсюду. Она сделала несколько шагов в одну, потом в другую
сторону. Пошла по кругу. Отступила.
Ничего.
– Проклятая пустыня! – крикнула она, потрясая
кулаками. – В тебе нет ничего! Ни воды, ни магии! А говорили, что магия
должна быть всюду! И это тоже было ложью! Все меня обманывали, все!
Единорог заржал.
Магия есть всюду. Она есть в воде, в земле, в воздухе и…
И в огне.
Цири зло стукнула себя кулаком по лбу. Раньше это не
приходило ей в голову, возможно, потому, что там, меж голых камней, вообще не
было ничего способного гореть. А теперь под рукой были сухие ковыли и стебли, а
чтобы создать малюсенькую искорку, ей должно хватить тех крох энергии, которые
она еще чувствовала в себе.
Она набрала побольше сухих стеблей, сложила в кучку,
обложила сухим ковылем. Осторожно сунула туда руку.
– Aenye!
Костерок посветлел, замерцал язычок пламени, разгорелся,
охватил стебли, сожрал их, взвился вверх. Цири подбросила стеблей.
«И что дальше, – подумала она, глядя на оживающее
пламя. – Вбирать? Как? Йеннифэр запрещала касаться энергии огня… Но у меня
нет ни выбора, ни времени! Я обязана действовать! Стебельки и ковылины сгорят
мгновенно… Огонь погаснет… Огонь… Какой он прекрасный, какой теплый…»
Она не заметила, как и когда это случилось. Засмотрелась в
пламя и вдруг почувствовала ломоту в висках. Схватилась за грудь, ей
почудилось, что лопаются ребра. Внизу живота, в промежности и в сосках забилась
боль, которую мгновенно сменило блаженство. Она встала. Нет, не встала. Взлетела.
Сила заполняла ее расплавленным свинцом. Звезды на
небосклоне заплясали, как отраженные в поверхности пруда. Горящее на западе Око
ослепительно вспыхнуло. Цири поглотила этот свет, а вместе с ним и Силу.
– Hael, Aenye!
Единорог дико заржал и попытался вскочить, опираясь на
передние ноги. Рука Цири поднялась сама, пальцы сложились в знак, губы сами
выкрикнули заклинание. Из пальцев выплыла светящаяся, колеблющаяся ясность.
Огонь загудел языками пламени.
Рвущиеся из ее руки волны света коснулись раненого бедра
единорога, сосредоточились, проникли в него.
– Хочу, чтобы ты выздоровел! Я хочу этого! Yass’hael,
Aenye!
Сила вспыхнула в ней, переполнила безграничной радостью.
Огонь взвился к небу, вокруг посветлело. Единорог поднял голову, заржал, потом
вдруг быстро вскочил с земли, сделал несколько неверных шагов. Выгнул шею,
дотянулся мордой до бедра, пошевелил ноздрями, зафыркал – как бы с недоверием.
Заржал громко и протяжно, подпрыгнул, махнул хвостом и галопом обежал костер.
– Я вылечила тебя! – гордо воскликнула
Цири. – Вылечила! Я – чародейка! Мне удалось извлечь Силу из огня! И она
во мне, эта Сила! Я все могу! Я могу все!
Она обернулась. Разгоревшийся костер гудел, рассыпая искры.
– Нам больше не надо искать источники! Мы больше не
будем пить воду пополам с грязью! Теперь у меня есть Сила! Я чувствую Силу,
которая таится в этом огне! Я сделаю так, чтобы на проклятую пустыню хлынул
дождь! Чтобы вода брызнула из камней! Чтобы здесь выросли цветы! Трава!
Кольраби! Теперь я могу все! Все!!!
Она резко подняла обе руки, выкрикивая заклинания и
скандируя апострофы. Она не понимала их, не помнила, когда научилась им и
вообще обучалась ли когда-нибудь. Это не имело значения. Она чувствовала Силу,
горела огнем. Она сама была огнем. Она дрожала от переполняющего ее могущества.