В присутствии врага - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Джордж cтр.№ 31

— Но ты не думаешь, что она права?

— Я не знаю, что думать. Плечи Деборы поникли.

— О, боже, Саймон, — проговорила она. — Это все из-за меня, да?

Сент-Джеймс не мог отрицать, что взялся за дело по ее просьбе, но он понимал, как мало толку и как много вреда бывает от выяснений, кто в чем виноват. Поэтому он сказал:

— Теоретически мы добились некоторого прогресса. Нам известен маршрут Шарлотты домой из школы и с урока музыки. Мы знаем, в какие магазины она заходила. Мы нашли одну из ее подружек и имеем хорошую ниточку к другой. Но я не совсем уверен, что мы движемся в нужном направлении.

— И поэтому снова изучаешь эти письма?

— Я изучаю эти письма, потому что не знаю, что еще придумать. А это грызет меня еще больше, чем сомнения по поводу того, на что я угробил целый день.

Дотянувшись через Дебору, он выключил две лампы высокой яркости, заливавшие светом лабораторный стол. Осталось верхнее, более мягкое освещение.

— Должно быть, подобные чувства испытывает Томми в разгар расследования, — заметила Дебора.

— Ему-то что, он детектив-полицейский. Он обладает терпением, необходимым для того, чтобы собрать факты, соотнести их и прийти к очевидному выводу. У меня такого терпения нет. И сомневаюсь, чтобы в столь позднем возрасте оно у меня развилось. — Сент-Джеймс сложил вместе пластиковые файлы и образчик почерка Ив Боуэн и кинул на картотечный шкаф у двери. — Если это настоящее похищение, а не трюк, каковым склонна его считать Ив Боуэн, тогда нужно как можно скорее добираться до сути, чего, кроме меня, похоже, никто не понимает.

— Деннис Лаксфорд как будто понимает.

— Но он так же категорически против привлечения полиции. — Сент-Джеймс вернулся к лабораторному столу, к Деборе. — Вот что больше всего меня беспокоит. А я не люблю, когда меня что-то беспокоит. Это отвлекающий фактор. Он мутит мне воду, так что я перестаю ориентироваться. Я привык плавать в водах прозрачных, как швейцарский воздух.

— Конечно, ведь твои пули, волосы и отпечатки пальцев не могут с тобой спорить, — вставила Дебора. — у них нет точки зрения, которую им надо выразить.

— Я привык работать с предметами, а не с людьми. Предметы сотрудничают, неподвижно лежа под микроскопом или в хроматографе. Люди не станут этого делать.

— Но на данном этапе путь ясен, не так ли?

— Путь?

— Дальнейший. Нам нужно наведаться в школу Шенклинга. И в те трущобы на Джордж-стрит.

— В трущобы? Какие еще трущобы?

— Саймон, мы с Хелен говорили тебе о них сегодня днем. Ты забыл?

Теперь он вспомнил. Ряд пустых домов неподалеку как от школы Св. Бернадетты, так и от жилища Дэмьена Чэмберса. Хелен и Дебора с энтузиазмом рассказывали о них за чаем. Дома стояли близко от возможного места похищения и в то же время имели вид слишком ветхий и неприветливый, чтобы случайный прохожий пожелал туда заглянуть. Они идеально вписывались в головоломку, связанную с исчезновением Шарлотты. В повестку первого дня поисков они не входили, поэтому Хелен и Дебора отложили их обследование на завтра, когда джинсы, кроссовки, свитера и фонари облегчат задачу. Сент-Джеймс с досадой вздохнул, осознав, что напрочь забыл об этих трущобах.

— Вот еще одна причина, по которой я просто не смогу добиться успеха как частный детектив, — проговорил он.

— Значит, следующие шаги определены.

— Это не прибавляет мне хорошего настроения. Дебора взяла его за руку.

— Я верю в тебя.

Но в ее голосе слышалась тревога.

Шарлотта выплыла из сна, как выплывала к лодке, с которой ныряла, когда они ездили отдыхать на остров Гернси. Но на Гернси ее встречал свет, а здесь — тьма.

В рот словно кошачья шерсть набилась. Глаза никак не продирались. Голова была тяжелее мешка, из которого брала муку миссис Магуайр, когда затевала печь лепешки. Едва шевелящимися пальцами Шарлотта с трудом ухватила вонючее шерстяное одеяло, чтобы натянуть его на свое сотрясаемое ознобом тельце.

Сначала у нее закружилась голова. Потом стали дрожать ноги. Ей не хотелось сидеть на кирпичном полу, и она решила вернуться к ящикам, чтобы сесть на них. Но потеряла в темноте ориентацию и споткнулась об одеяло, про которое совсем забыла. Его углы намокли в воде, выплеснутой Шарлоттой из ведра, которым она воспользовалась как унитазом.

При мысли о воде Лотти попыталась сглотнуть. Если бы она не вылила воду, сейчас у нее было бы питье. Теперь нечего и надеяться, что ей дадут воды, или апельсинового сока, или хотя бы супа, чтобы перебить привкус кошачьей шерсти.

Все Брета виновата. Разум Лотти пытался держаться за эту мысль, а не соскальзывать назад во тьму. Во всем виновата Брета. Вылить воду — проделка как раз в ее духе.

Шарлотте всегда казалось, что она все знает — в смысле, Брета. Она всегда спрашивала: «Ты же хочешь быть моей лучшей подругой, да?»

Поэтому когда Брета говорила: «Сделай это, Лотти Боуэн» или «Сделай это сейчас же», Лотти повиновалась. Потому что это так здорово — быть чьей-то лучшей подругой. Лучшую подругу приглашают на дни рождения, с ней играют «в понарошку», хихикают по ночам, когда разрешают остаться переночевать, обмениваются открытками в каникулы, секретничают. Лотти хотелось иметь лучшую подругу больше всего на свете. Поэтому она всегда старалась ее заиметь.

Но, возможно, Брета и не вылила бы воду. Возможно, она пописала бы прямо при этом дядьке, пописала бы в пасть осьминога, которую он поставил на пол, писала бы и смеялась ему в лицо. Или поискала бы еще какую-нибудь емкость, когда дядька ушел бы. А может, просто присела бы рядом с деревянными ящиками и налила бы там лужу. Если бы Лотти так поступила, сейчас у нее была бы вода. Это могла быть грязная вода. Противная на вкус. Но по крайней мере она смыла бы с языка вкус кошачьей шерсти.

— Холодно, — пробормотала девочка. — Пить хочется.

Брета решительно спросила бы, почему она лежит на полу, если ей холодно и хочется пить. Брета сказала бы: «Это тебе не поход, Лотти. Тогда почему ты ведешь себя как в походе? Почему ты ведешь себя так хорошо, так славно, так примерно?»

Лотти поняла, что сделала бы Брета. Встала и исследовала бы помещение. И нашла бы дверь, через которую входил и выходил ее похититель. Стала бы вопить и колотить в эту дверь. Она привлекла бы чье-нибудь внимание.

Лотти почувствовала, что у нее закрываются глаза. Она слишком устала, чтобы бороться с обступавшей ее темнотой. Все равно ничего не видно. Она слышала звук, означавший, что мужчина запер ее. Выхода отсюда не было.

Чему, разумеется, никогда не поверила бы Брета. Она бы высмеяла ее и назвала маменькиной дочкой. — Я не маменькина дочка.

Нет? Тогда докажи. Докажи это, Лотти Боуэн.

Докажи. Вот так Брета всегда и получает то, чего хочет. Докажи, что ты не маменькина дочка, докаяси, что хочешь быть моей подругой, докажи, что любишь меня больше всех остальных, докажи, что умеешь хранить тайны. Докажи, докажи, докажи. Вылей в ванну всю пену для ванны, и пусть она стоит там горой, как сугроб. Стащи у мамы самую лучшую губную помаду и накрасься в школе. Сними в туалете трусики и проходи без них остаток дня. Стащи для меня вон тот «Твикс»… нет, два. Потому что лучшие друзья делают подобные вещи друг для друга. Вот что означает быть лучшей подругой. Разве ты не хочешь быть чьей-то лучшей подругой?