Патология общественной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Оноре де Бальзак cтр.№ 5

Наконец, если перейти от материальной жизни к жизни моральной, то дворянин мог делать долги, шляться по кабакам, не уметь ни писать, ни вести беседу, мог быть невежественным, раболепствовать, молоть вздор, он все равно оставался дворянином. Палач и закон еще не смешивали его с Жаком-Простаком (восхитительный символ людей трудящихся): ему грозила не виселица, а секира палача. Можно сказать, что он один во Франции имел право называть себя: civis romanus [30] ; галлы рядом с ним были в самом деле рабами [31] — их словно не существовало [32] .

Убеждение это так прочно укоренилось в умах, что знатная дама одевалась в присутствии своей челяди, словно перед ней не люди, а волы, и не считала зазорным подтибрить денежки буржуа (см. слова герцогини де Таллар в последнем произведении г-на Баррьера [33] ); графиня д'Эгмон [34] считала, что, заведя любовника-простолюдина, не совершает измены; госпожа де Шольн утверждала [35] , что для выходца из низшего сословия герцогиня всегда молода, а г-н Жоли де Флери [36] делал логический вывод, что двадцать миллионов крестьян — пустяк, никак не влияющий на судьбу государства.

Сегодня дворяне, когда бы — в 1804 или в 1120 году — они ни получили свой титул, уже ничего собой не представляют. Революция была крестовым походом против привилегий, и усилия ее не пропали даром, ибо если Палата пэров, последний оплот наследственных прерогатив, и превратится в земельную олигархию, ей все равно никогда не получить тех неограниченных прав, какие имела аристократия. И все же, несмотря на заметное усовершенствование общественного строя, каким мы обязаны 1789 году, злоупотребления, к которым неизбежно приводит имущественное неравенство, возродились в новых формах. Разве взамен смехотворного и изжившего себя феодального строя мы не получили новую аристократию: аристократию денег, власти и таланта, которая, при всей ее законности, не меньше угнетает массы, навязывая им патрициат банков, деспотию министров и монархию газет или парламентской трибуны — ступенек, по которым поднимаются талантливые люди? Таким образом, хотя, вернувшись к конституционной монархии, французы притворились, будто в их стране царит политическое равенство, на самом деле наша демократия — демократия богачей. Не будем скрывать: в XVIII веке борьба шла между властями и третьим сословием. Народ был всего лишь орудием в руках более ловкой стороны. Поэтому и сейчас, в октябре 1830 года, люди по-прежнему делятся на два разряда: на богачей и бедняков; на тех, кто ездит в карете, и тех, кто ходит пешком; на тех, кто уже приобрел право бездельничать, и тех, кто стремится его приобрести. Общество, как и прежде, состоит из двух слагаемых, и сумма их не изменилась: радостями жизни и властью люди по-прежнему обязаны счастливому случаю, ибо талант они получают от бога, а богатство — от состоятельных родителей.

Итак, человек праздный всегда будет управлять себе подобными: исследовав вещи и наскучив ими, он начинает испытывать желание ПОИГРАТЬ ЛЮДЬМИ. Впрочем, поскольку один лишь богач, человек обеспеченный, имеет возможность изучать, наблюдать, сравнивать, именно он совершенствует свой разум, захватнический по природе; место закованного в латы сеньора занимает человек, вооруженный идеей, которому тройная власть: времени, денег и таланта — обеспечивает абсолютное господство. Распространившись вширь, зло ослабело; движущей силой нашей цивилизации стал разум — таков прогресс, купленный ценою крови наших отцов.

Аристократия воссоединится с буржуазией; одна принесет с собой традиции элегантности, хорошего вкуса и высокой политики, другая — чудесные свершения в сфере искусств и наук, а затем они сообща наставят на путь цивилизации и просвещения народ. Но мыслителям, государственным деятелям и промышленникам, которые войдут в эту обширную касту, так же нестерпимо захочется оповестить весь мир о своем могуществе, как и дворянам былых времен; они еще долго будут ломать голову, отыскивая для себя новые знаки отличия. Душа человеческая жаждет этих отличий: даже у дикаря есть перья, татуировки, изукрашенный лук, каури [37] и стекляшки, за которые он бьется как лев. Таким образом, девятнадцатое столетие — эпоха, когда на смену эксплуатации человека человеком должна прийти эксплуатация человека разумом [38] ; эта возвышенная философия неизбежно повлияет и на испытываемое нами чувство превосходства; оно будет зависеть не столько от нашего благосостояния, сколько от нажитого нами духовного богатства.