Чернее некуда - читать онлайн книгу. Автор: Найо Марш cтр.№ 30

На сей раз, подумал Аллейн, меня и вправду ожидает отповедь, – однако он снова ошибся, ибо после ничего хорошего не предвещавшего молчания Громобой сказал:

– Это не очень удобно. Люди, не занимающие официального положения, на расследования подобного рода не допускаются ни под каким видом. Да и разбирательства наши никогда не бывают публичными.

– Я даю тебе слово, что оно и на этот раз публичным не станет. Уипплстоун ­ сама скромность, я готов за него поручиться.

– Готов?

– И готов, и ручаюсь.

– И прекрасно, – сказал Громобой. – Но только никаких Гибсонов.

– Договорились. И все же, почему ты так взъелся на бедного Гибсона?

– Почему? Сам не знаю. Может быть, потому, что он такой здоровенный.

Огромный Громобой поразмыслил с минуту.

– И такой бледный, – объявил он наконец. – Он очень бледный. Ну очень.

Аллейн сказал, что по его сведениям все обитатели дома уже собрались в бальной зале. Громобой ответил, что отправится прямиком туда.

Что-то в его повадке напомнило Аллейну театральную знаменитость, готовящуюся выйти на сцену.

– Как-то неловко получается, – задумчиво произнес Громобой. – В подобных случаях меня должен сопровождать мой посол и мой личный “млинзи” – телохранитель. Но поскольку один мертв, а другой, возможно, его убил, придется обойтись без них.

– Тяжелое положение.

– Так пошли?

И они пошли, миновав одного из людей Гибсона в ливрее “Костара”. В холле их поджидал, терпеливо сидя в высоком кресле, мистер Уипплстоун. Громобой, явно решивший вести себя подобающим образом, обошелся с ним очень милостиво. Мистер Уипплстоун произнес несколько безупречно составленных соболезнований по поводу кончины посла, Громобой сообщил в ответ, что посол всегда тепло о нем отзывался и даже собирался пригласить его на чашку чая.

Гибсона нигде видно не было, однако еще один из его людей украдкой передал Аллейну сложенный листок бумаги. Пока мистер Уипплстоун и Громобой продолжали обмениваться любезностями, Аллейн заглянул в записку.

“Нашли револьвер, – значилось в ней. – Увидимся позже.”

IV

Бальную залу заперли. Тяжелые шторы скрыли высокие окна. Мерцали шандалы, сверкали цветы. Лишь легкие ароматы шампанского, сандарака и сигаретного дыма указывали, что недавно здесь был праздник.

Бальная зала обратилась в Нгомбвану.

Группа нгомбванцев ожидала на дальнем конце огромного салона, там, где в красном алькове красовался воинственный трофей.

Людей набралось больше, чем ожидал Аллейн: мужчины во фраках, по-видимому игравшие в посольском хозяйстве важную роль – кастелян, секретарь, помощники секретаря. Имелось также около дюжины мужчин в ливреях и столько же женщин в белых головных повязках и платьях, а на заднем плане виднелась горстка младших слуг в белых же куртках. Место, занимаемое каждым из присутствующих, явно определялось его положением в домашней иерархии. В глубине возвышения стояли, ожидая Президента, его адъютанты. А по сторонам от них замерли вооруженные гвардейцы в полном церемониальном облачении: алые мундиры, белые килты, девственно чистые гетры, мерцающее оружие.

Перед возвышением разместился массивный стол, на котором под львиной шкурой безошибочно угадывались очертания человеческого тела.

Аллейн и мистер Уипплстоун вошли в залу по пятам за Громобоем. Гвардейцы вытянулись в струнку, прочие замерли. Громобой медленно и величаво проследовал к возвышению. Он отдал приказ и невдалеке от погребального пьедестала поставили два стула. Громобой указал на них Аллейну и мистеру Уипплстоуну. Аллейн весьма и весьма предпочел бы неприметное стоячее место где-нибудь в задних рядах, но делать было нечего, пришлось сесть.

– Записывать мне, наверное, нельзя? – прошептал мистер Уипплстоун. – И говорить тоже.

– Придется запоминать.

– Вот так мило.

Громобой опустился в огромное кресло, уложил руки на подлокотники, выпрямился, приподнял подбородок, сдвинул ступни и колени – в общем приобрел сходство с собственным изваянием. Глаза его, всегда отчасти налитые кровью, выкатились и вспыхнули, сверкнули зубы, он заговорил на языке, казалось, целиком состоящим из гласных, гортанных вскриков и щелчков. Голос его звучал столь раскатисто, что мистер Уипплстоун рискнул произнести, не открывая рта, два слова.

– Описывает случившееся, – сказал он.

Речь Президента приобретала все больший напор. Он резко ударил ладонями по подлокотникам кресла. У Аллейна возникло впечатление, возможно обманчивое, что напряжение в зале еще возросло. Пауза, затем – вне всяких сомнений – приказ.

– Тот, с копьем, – на манер чревовещателя сообщил мистер Уипплстоун. – Привести.

Двое гвардейцев щеголевато вытянулись, промаршировали навстречу друг другу, откозыряли, развернулись и тем же парадным шагом вышли вон. Наступила полная тишина. Отдельные звуки доносились только снаружи. Люди Гибсона, разумеется, и один раз почти наверняка голос самого Гибсона.

Когда тишина стала без малого невыносимой, гвардейцы вернулись, приведя с собой копьеносца.

Он так и не снял ритуального наряда. Ножные и ручные браслеты его посверкивали на свету, посверкивало черное тело, черные руки и ноги. Впрочем, нет, подумал Аллейн, не совсем черные. “Если бы Трой написала его, он оказался бы каким угодно, только не черным, – синеватым, чернильным, лиловым, даже красным там, где на тело ложатся рефлексы от ковра и от стен”. Копьеносец лоснился. Коротко остриженная голова сидела на стопке шейных колец, будто огромный кусок эбенового мрамора. Львиная шкура облекала его почти как льва. Аллейну бросилось в глаза, что правую руку он держит присогнутой, словно бы просунутой в повязку.

Держась между гвардейцами, он приблизился к столу. Здесь гвардейцы его и оставили – наедине с покойным послом и его Президентом, достаточно близко от Аллейна и мистера Уипплстоуна, чтобы они могли ощутить запах масла, которым копьеносец натер свое тело.

Начался допрос. О чем идет речь, Аллейн по большей части догадаться не мог. Двое мужчин говорили очень негромко. Время от времени вспыхивали глаза и зубы, однако мощные голоса обоих оставались приглушенными, они сохраняли почти полную неподвижность, пока копьеносец вдруг не ударил себя по основанию шеи.

– Рубящий удар, – выдохнул мистер Уипплстоун. – Карате. Вроде того.

Следом наступила пауза, продлившаяся секунд восемь, а затем, к большому удивлению и неудовольствию Аллейна, Громобой заговорил, обращаясь к нему, хотя все еще по-нгомбвански. Речь была недолгой, и закончив ее, Громобой кивнул мистеру Уипплстоуну. Тот откашлялся.

– Президент, – сказал он, – приказал мне спросить у вас, не могли бы вы рассказать о том, что сами видели в шатре. Он также приказал мне перевести ваш рассказ, поскольку ему угодно, чтобы разбирательство происходило на нгомбванском языке.