Приехав в Париж, герцог отомстил за смерть своего сына Максимильяна, убив его соперника, и присмотрел для Этьена невесту, да еще такую завидную, что и сам не ожидал: наследницу всех владений одной из ветвей дома Гранлье, высокую надменную красавицу, которую соблазнила перспектива носить после смерти свекра титул герцогини д'Эрувиль. Герцог надеялся, что он уговорит сына жениться на девице де Гранлье. Узнав, что Этьен влюбился в Габриеллу, он решил не уговаривать, а заставить сына. В замене одной невесты другой герцог не видел ничего особенного. Этот грубый политик очень грубо понимал любовь. Возле него умирала мать Этьена, он не услышал, не понял ни единого ее стона. Герцог, пожалуй, никогда еще так не гневался, как в тот час, когда гонец привез ему послание, в котором барон д'Артаньон сообщал, что планы лекаря Бовулуара, несомненно, питающего самые честолюбивые намерения, осуществляются с неимоверной быстротой. Тотчас же герцог приказал снарядиться в дорогу и повез из Парижа в Руан, а оттуда в свой замок графиню де Гранлье, ее сестру маркизу де Нуармутье и девицу де Гранлье, якобы желая показать им Нормандию. За несколько дней до его приезда неизвестно кто и каким образом распространил слух о романе Этьена, и повсюду, от Эрувиля до Руана, только и было разговоров, что о страстной любви герцога де Ниврона к Габриелле Бовулуар, дочери знаменитого костоправа. В Руане рассказали об этом и старому герцогу как раз за обедом, устроенным в его честь: гости обрадовались случаю подпустить шпильку деспоту, тиранившему всю Нормандию. Известие это разъярило его до последней степени. Он приказал написать барону, чтобы тот держал в строжайшей тайне предстоящий вскоре приезд герцога в замок. Затем старик отдал некоторые распоряжения, чтобы предотвратить неравный брак, почитая его величайшим несчастьем.
А в это время Этьен и Габриелла блуждали по огромному лабиринту любви и, размотав весь клубок путеводной нити, нисколько не стремились выбраться на волю, мечтая всегда жить в своей темнице. Однажды они сидели у окна, в том покое, где совершилось столько событий. Они провели вместе несколько часов, тихая беседа сменилась задумчивым молчанием. В них уже поднималось безотчетное стремление к полному обладанию, они уже поверяли друг другу свои неясные мысли об этом, отражавшие прелестное неведение двух чистых душ. В эти еще безмятежные часы глаза Этьена не раз наполнялись умиленными слезами, и он молча приникал поцелуем к руке Габриеллы. Так же как умершая его мать, но более счастливый в любви, чем она, проклятый сын смотрел на море, золотое у берега, черное на горизонте, вспыхивавшее там и сям серебряными гребнями волн, предвещавших бурю. Габриелла, подобно своему любимому, в молчании созерцала эту картину. Чтобы сообщить друг другу свои мысли, для них достаточно было обменяться взглядом, идущим от сердца к сердцу. Последний шаг к сближению не был бы для Габриеллы жертвой, а у Этьена требованием. Они полюбили друг друга навеки, любовью чудесной, всегда неизменной, не искавшей самозабвенных жертв, не боявшейся ни разочарования, ни долгого ожидания. Но оба они совсем не ведали, что означает их томление. Когда угасли слабые отсветы заката и сумерки спустили над морем свою завесу, когда тишину уже нарушал только мерный шорох волн, набегавших на берег, Этьен встал, и вслед за ним поднялась Габриелла, движимая каким-то смутным страхом, ибо он выпустил ее ручку из своей руки. Этьен ласково притянул ее к себе; Габриелла, угадывая его желание, слегка прижалась к нему, чтобы он почувствовал, что она принадлежит ему, но не утомился от тяжести ее тела. Он положил закружившуюся голову ей на плечо, прильнул губами к бурно вздымавшейся груди; густые его кудри упали на белую спинку Габриеллы, щекотали ей шею; с простодушной заботой о любимом девушка склонила голову, чтобы Этьену было удобнее, и, ища себе опоры, обвила рукой его шею. Не проронив ни слова, стояли они так, пока совсем не стемнело. Запели в своих норках сверчки, и влюбленные слушали эту музыку, словно хотели заворожить ею все свои чувства. В эту минуту их можно было сравнить с ангелом, который стоит на земле, ожидая того мгновения, когда он вновь улетит на небо. Они осуществили прекрасную мечту Платона, мистического гения, и всех, кто ищет смысла в жизни человеческой; они слились душой воедино, они поистине были таинственной жемчужиной, достойной украшать чело какого-нибудь неведомого светила, воплощенной грезой каждого из нас.
— Ты меня проводишь? — спросила Габриелла, первая очнувшись от сладостного забытья.
— Зачем нам расставаться? — сказал Этьен.
— Всегда быть вместе, — прошептала она.
— Останься.
— Хорошо.
В соседнем покое послышались тяжелые шаги старика Бовулуара. Когда лекарь вошел, они уже отпрянули друг от друга, меж тем только что он видел их в окне — они стояли, обнявшись. Даже самая чистая любовь любит тайну.
— Нехорошо, дитя мое, — сказал Габриелле отец. — Зачем так поздно сидеть тут, да еще без света?
— А почему нельзя? — спросила девушка. — Ведь вы же хорошо знаете, что мы любим друг друга, и ведь Этьен — хозяин в замке.
— Дети мои, — возразил Бовулуар, — если вы любите друг друга, то для вашего счастья вам нужно пожениться, — тогда вы можете вместе прожить жизнь. Но пожениться вы можете только с согласия герцога...
— Отец обещал исполнить любое мое желание! — воскликнул Этьен, прервав Бовулуара.
— Так напишите ему, монсеньор, — сказал лекарь, — и выразите свое желание. Письмо дайте мне, я присоединю его к тому письму, которое сейчас написал. Бертран немедленно отправится в путь и передаст оба письма герцогу в собственные руки. Я только что узнал, что монсеньор уже в Руане. Он привез с собою богатую наследницу девицу де Гранлье, и не думаю, чтобы он сделал это для себя. Мне бы следовало послушаться своего предчувствия и нынче же ночью увезти отсюда Габриеллу.
— Разлучить нас? — воскликнул Этьен и, едва не лишившись чувств от ужаса, оперся на плечо своей подруги.
— Отец!..
— Подожди, Габриелла, — сказал лекарь и, взяв со стола склянку, протянул ее дочери. Та дала Этьену понюхать снадобье, содержащееся в склянке. — Совесть говорит мне, — продолжал Бовулуар, — что вы самой природой предназначены друг для друга... Я хотел подготовить монсеньора к вашему союзу, ибо знаю, что такой брак оскорбляет все его понятия. Но вот некий дьявол предупредил его; и теперь старый герцог ополчится против вас... Ведь Этьен уже стал герцогом де Нивроном, а ты, Габриелла, дочь какого-то несчастного лекаря.
— Отец поклялся ни в чем мне не перечить, — спокойно сказал Этьен.
— Он и мне дал клятву не мешать мне найти для вас подходящую жену, — заметил лекарь. — Но что, если он не сдержит слова?
Этьен рухнул на стул, будто громом пораженный.
— Нынче вечером море было такое угрюмое, — прошептал он.
— Если бы вы умели ездить верхом, монсеньор, — промолвил лекарь, — я бы сказал вам: бегите сейчас же вместе с Габриеллой. Я хорошо знаю вас обоих и уверен, что брачный союз с кем-нибудь другим для вас будет гибельным. Узнав про ваше бегство, герцог, конечно, бросил бы меня в темницу и держал бы там до конца моих дней. Но я с радостью отдам свою жизнь, лишь бы вы были счастливы. Увы! Где же вам ускакать на лошади! Только подвергнете опасности свою жизнь и жизнь Габриеллы. Придется здесь выдержать столкновение с герцогом.