Воспоминания двух юных жен - читать онлайн книгу. Автор: Оноре де Бальзак cтр.№ 24

От Луизы де Шолье к Рене де л'Эсторад

Июнь.

Дорогая замужняя козочка, твое письмо пришло кстати и оправдало в моих глазах дерзкий поступок, о котором я мечтаю день и ночь. У меня прямо какая-то мучительная жажда неизведанного или, если угодно, запретного; видно, во мне происходит борьба между законами света и законами природы. Оттого ли, что голос природы заглушает в моей душе голос общества, или по какой-либо другой причине, но я ловлю себя на том, что пытаюсь примирить эти могущественные силы. Словом, не буду темнить: мне захотелось поговорить с Фелипе наедине, ночью, под липами в дальнем конце нашего сада. Несомненно, такое желание могло появиться только у особы, которая заслуживает имени бедовой девчонки, как в шутку называет меня матушка, а вслед за ней и отец. Однако, по-моему, проступок этот полон осмотрительности и благоразумия. Я хочу вознаградить Фелипе за все ночи, проведенные у меня под окнами, и заодно узнать, как он посмотрит на мою выходку и как будет себя вести: если мое сумасбродство будет встречено благоговейно, я отдам ему свою руку, если же он будет менее почтителен и робок, чем когда кланяется мне на Елисейских полях, он меня больше не увидит. Что же до света, то такое свидание менее опасно для моей репутации, чем улыбка в гостиной госпожи де Мофриньез или старой маркизы де Босеан, где на нас теперь устремлено множество глаз — ведь один Бог знает, какие взгляды преследуют девушку, заподозренную в симпатии к такому чудовищу, как Макюмер. О, если бы ты знала, как я волновалась, обдумывая свой план, как старалась все предусмотреть. Жалко, что тебя не было рядом, мы поболтали бы всласть, блуждая в лабиринтах неизвестности и заранее переживая все хорошее и дурное, что несет с собой первое свидание в ночной тиши, под старыми липами дома Шолье, мерцающими в лунном свете. Я трепетала в одиночестве, повторяя: «Где ты, моя Рене?» Таким образом, письмо твое подлило масла в огонь и последние мои сомнения рассеялись. Я подошла к окну и бросила своему изумленному поклоннику точный рисунок ключа от дальней калитки и записку:

«Довольно вам творить безумства. Сломав себе шею, вы скомпрометируете особу, которую, по вашим словам, любите. Достойны ли вы нового доказательства уважения и заслуживаете ли разговора с вашей повелительницей в час, когда липы в конце сада не освещены луной?»

Вчера в час ночи, когда Гриффит уже собиралась ложиться спать, я сказала ей: «Возьмите шаль и проводите меня, моя милая, я хочу спуститься в сад; помните, что это должно остаться в тайне!» Она безропотно пошла за мной следом. Сколько волнений, дорогая Рене! Я пришла раньше его и ждала, испытывая приятное стеснение в груди; но вот наконец я увидела, как он тенью проскользнул в калитку. Уже в саду я сказала Гриффит: «Не удивляйтесь, нас ждет барон де Макюмер, потому я и взяла вас с собой». Она ничего не ответила.

— Что вам угодно? — спросил Фелипе дрогнувшим голосом: заслышав шуршанье наших платьев в ночной тиши и легкий шум наших шагов по песку, он совсем потерял голову.

— Мне угодно сказать вам то, чего я не могла написать, — ответила я.

Гриффит отошла на несколько шагов. Стояла теплая, напитанная благоуханьем цветов ночь; внезапно я почувствовала пьянящее блаженство от сознания, что я с ним почти наедине в густой тени лип, особенно темной по сравнению с остальными деревьями, сверкавшими тем ярче, что белая стена нашего дома отражала лунный свет. Этот контраст казался мне символом нашей тайной любви, которой предстоит выйти на свет Божий, завершившись браком. Когда мы оба насладились этой новой и удивительной для нас обоих обстановкой, ко мне вернулся дар речи.

— Хотя я не боюсь клеветы, я не хочу, чтобы вы взбирались ни на это дерево, — я указала на вяз, — ни на эту стену. Вы не школяр, а я не пансионерка: будем же достойны наших чувств. Если бы вы разбились насмерть, спрыгнув со стены, я умерла бы обесчещенной... — Я взглянула на него: он побледнел. — А если бы кто-нибудь заметил вас, то на меня или на мою матушку пало бы подозрение.

— Простите меня, — сказал он упавшим голосом.

— Гуляйте по бульвару, я буду слышать ваши шаги, и когда захочу вас видеть, отворю окно; но я не хочу подвергать вас и себя опасности без серьезной причины. Своей неосторожностью вы принуждаете меня совершать ответную неосторожность и ронять свое достоинство в ваших глазах, к чему это?

Слезы в его глазах были мне лучшим ответом.

— Вы, должно быть, считаете, — сказала я с улыбкой, — что мой поступок — верх легкомыслия...

Он промолчал и только после того, как мы сделали несколько кругов под деревьями, заговорил.

— Вы, верно, считаете меня глупцом, а я так упоен счастьем, что потерял и силы и рассудок, но знайте, по крайней мере, что любой ваш поступок для меня свят уже потому, что совершили его вы. Я поклоняюсь вам, как Богу. К тому же вы пришли не одна: здесь мисс Гриффит.

— Она здесь для других, но не для нас, Фелипе, — горячо возразила я.

Дорогая, этот человек понял меня.

— Я знаю, — продолжал он, бросив на меня взгляд, полный смирения, — что, не будь ее с нами, ничего не изменилось бы: ведь когда нас не видят люди, нас видит Бог, и наше собственное уважение так же необходимо нам, как и уважение света.

— Благодарю вас Фелипе, — сказала я, протянув ему руку жестом, который надо было видеть. — Всякая женщина — а я прошу вас видеть во мне женщину — может полюбить мужчину, который ее понимает. Может, не больше, — продолжала я, прикладывая палец к губам. — Я не хочу внушать вам слишком большие надежды. Я отдам свое сердце только тому мужчине, который сумеет читать в нем и хорошо его узнает. Наши чувства, не будучи совершенно одинаковыми, должны быть одинаково сильными и одинаково возвышенными. Я не хочу превозносить себя, ибо в том, что я считаю своими достоинствами, вероятно, немало недостатков, но, не будь их у меня, я пришла бы в отчаяние.

— Вы позволили мне не только служить вам, но и любить вас, — сказал он, трепеща и не сводя с меня глаз, — я получил больше, чем смел желать.

— Но, — горячо воскликнула я, — по-моему, ваш удел счастливее моего; я не прочь переменить свою участь, с вашей помощью.

— Благодарю вас, — ответил он, — я знаю, как пристало себя вести верному поклоннику. Я должен доказать вам, что достоин вас, и вы вправе испытывать меня сколь угодно долго. Если же я обману ваши надежды, вы можете — о Господи! — прогнать меня.

— Я знаю, что вы меня любите, — ответила я. — До сих пор, — я безжалостно подчеркнула эти слова, — я отдавала предпочтение вам, потому-то я и позвала вас сегодня.

Тут мы вновь несколько раз прошлись взад-вперед, не прерывая беседы, и должна тебе признаться, что мой осмелевший испанец говорил со мной не страстно, но нежно, выказав при этом подлинное, идущее от сердца красноречие; он сумел изъяснить мне свои чувства с помощью восхитительного сравнения с любовью к Богу. Мелодичный голос его был подобен соловьиному пению; сообщая его тонким мыслям особую красоту, он проникал мне в самую душу. Говорил он негромко, но слова лились торопливо и возбужденно, ибо сердце было переполнено.