Беатриса - читать онлайн книгу. Автор: Оноре де Бальзак cтр.№ 40

— Дорогая моя, что же ты скажешь ему сегодня? — спросила Беатриса, зло посмотрев на подругу в ту самую минуту, когда мнимый любовник Фелисите просил позволения остаться. — В понедельник нам надо было побыть с тобой наедине; во вторник — повару не удался обед; в среду ты испугалась, что баронесса разгневается; в четверг ты решила погулять со мной; вчера ты стала прощаться с ним, как только он заговорил о том, чтобы побыть еще. Нет, довольно! Мне хочется, чтобы бедный мальчик хоть сегодня остался у нас.

— Уже?.. Бедная моя девочка! — с колючей иронией сказала Фелисите.

Маркиза покраснела.

— Останьтесь, господин дю Геник, — сказала Фелисите с воинственным и вместе уязвленным видом.

Беатриса держалась холодно, сурово, позволяла себе резкости, насмешничала; особенно доставалось от нее Каллисту, которого Фелисите в конце концов отослала домой — играть в мушку с Шарлоттой де Кергаруэт.

— С ней-то можно быть спокойной — никакой опасности! — сказала, усмехаясь, Беатриса.

Подобно тому как человек, мучимый голодом, досадует на самого гостеприимного хозяина, который просит подождать, объясняя гостю, что не все еще готово к трапезе, — влюбленные юноши видят только блаженную развязку и не желают понимать, что ее требуется подготовить. Возвращаясь из Туша в Геранду, Каллист был полон одной Беатрисой и даже не подозревал, к каким ухищрениям прибегает Фелисите, чтобы помочь ему. За последнюю неделю Беатриса только раз написала своему Дженаро, и эта небрежность или равнодушие не ускользнули от ее подруги. Каллист же дышал и жил, только когда видел Беатрису. Он впивал в себя эти мгновения, как жаждущий глотает случайные капли влаги, но жажда его только росла. Волшебные слова: «Ты будешь любим», — сказанные ему его покровительницей, а потом и матерью, были для него талисманом, который помогал сладить с бурлившей в нем страстью. Он старался убить время, не спал, заполнял ночные часы чтением. Мариотта говорила, что «кавалер тащит книги из Туша целыми возами». Тетушка проклинала хозяйку Туша; одна только мать Каллиста, видевшая, что лампа у него горит всю ночь напролет, знала тайну этих бдений. Хотя Фанни сохранила застенчивость невинной молоденькой девушки и любовь оставалась для нее книгой за семью печатями, материнская нежность кое-что подсказала ей; но все же глубины чувства были ей темны и непонятны, ее пугало состояние, в котором находился Каллист, она со страхом наблюдала неразделенные одинокие порывы, пожиравшие душевные силы Каллиста.

А он мог думать только о Беатрисе, ее образ видел перед собою всюду. Вечерами, играя в мушку, он впадал в глубокую задумчивость, подобную дремоте старика барона. Видя, как изменился Каллист с тех пор, как он понял, что не любит Фелисите, баронесса почти со страхом узнала верные приметы подлинной страсти, чувства доселе неизвестного в их старом замке. Каллист отупел от лихорадочного возбуждения, от постоянных упорных мыслей о своем кумире. Он часами мог сидеть неподвижно, бессмысленно уставившись на узор ковра. Фанни посоветовала ему наконец не посещать больше Туша, расстаться с двумя парижанками.

— Как? Не ходить больше в Туш? — воскликнул Каллист.

— Нет, нет, мой милый, ходи куда хочешь, только не надо сердиться, — ответила Фанни, ласково целуя глаза сына, вдруг загоревшиеся страшным пламенем.

И вот при таких обстоятельствах Каллист чуть было не загубил искусной игры Фелисите своей слишком пылкой, истинно бретонской любовью, совладать с которой он был уже не в состоянии. Он поклялся себе, вопреки обещанию, данному Камиллу, увидеться с Беатрисой и поговорить с ней. Он мечтал прочесть свой приговор в ее глазах, погрузить в них свой взгляд, изучить до последней складочки ее платье, вдыхать исходящее от нее благоухание, слушать сладчайшую музыку ее голоса, следить за ее изящными движениями, обнять взором эту гибкую талию, наконец, просто глядеть и глядеть на нее, подобно полководцу, обозревающему поле, где разыграется наконец решительная битва; он желал этого как нетерпеливый влюбленный; он был весь во власти желания, которое притупляло его слух, темнило его разум, он чувствовал себя больным, но не сознавал более разделяющего их расстояния, не видел препятствий, перестал ощущать даже свое собственное тело. Наконец он задумал явиться в Туш ранее назначенного часа, надеясь застать Беатрису одну. Он знал, что маркиза перед завтраком обычно гуляет в саду. В это утро мадемуазель де Туш и маркиза отправились посмотреть соляные болота и похожий на маленькое озеро заливчик, окруженный дюнами, — сюда во время прибоя докатывается морская волна; дамы вернулись домой и медленно прохаживались по узким аллеям, идущим вокруг лужайки.

— Если наша местность вас действительно интересует, — сказала Фелисите, — вам следует прогуляться по Круазику с Каллистом. Там чудесные утесы, целые каскады гранита, маленькие бухточки, вокруг которых море вырыло естественные пещеры, — словом, много любопытного, удивительного, что умеет создать только природа, а главное, морской простор и волны, пенящиеся вокруг каменных глыб. Вы увидите, как местные жительницы заготовляют топливо, то есть бросают на изгороди лепешки коровьего навоза для сушки, а когда они высохнут, их складывают в кучи, как у нас в Париже складывают комки торфа, — зимой этим «торфом» здесь топят печи.

— Как, вы рискнете отпустить со мной Каллиста? — смеясь, спросила маркиза, и уже по тону ее было видно, что вчерашняя уловка удалась; рассердясь на Беатрису, мадемуазель де Туш заставила ее обратить внимание на Каллиста.

— О, дорогая моя, когда вы узнаете ангельскую душу этого ребенка, вы поймете меня. Главное в нем не красота; надо проникнуть в это чистое сердце, в эту восхитительную наивность, которую удивляет каждый новый шаг, сделанный в царстве любви! Какая вера! Какое простодушие! Какое обаяние! Древние были правы, возводя в культ божественную красоту. Не помню, кто именно из путешественников пишет, что дикие лошади, живущие на свободе, избирают своим вожаком самого прекрасного коня. Красота, мой дружок, одухотворяет все существующее, она печать, которой природа помечает свои наиболее совершенные творения: она — величайший из символов, подобно тому как она и величайшая случайность. Можно ли представить себе безобразного ангела? Разве не сочетает в себе ангел силу и прелесть? Что заставляет нас часами простаивать в Италии перед иными картинами, на коих гений после мучительных поисков сумел запечатлеть одну из этих случайностей природы. Положа руку на сердце, скажите, разве не чарует нас определенный идеал красоты, с которым мы связываем моральные совершенства? Так вот, Каллист и есть эта воплощенная мечта. Он наделен храбростью льва, который спокойно возлежит, не подозревая о своем царственном величии; когда он среди своих, он остроумен, и я люблю в нем эту девичью застенчивость. Душа отдыхает с ним от нашей испорченности, от всех ученых измышлений, литературных выдумок, от света, от политики, от всей этой бесполезной бутафории, под которой мы сами душим наше счастье. Я стала тем, чем никогда не была, — ребенком! Я уверена в Каллисте, но мне нравится разыгрывать ревнивицу, — это доставляет ему такую радость! Впрочем, я, кажется, разболтала вам свою тайну.

Беатриса молча шла по аллее, а Камилл продолжала эту невыразимую пытку, бросая на маркизу испепеляющие взгляды.