Я беру нож.
Раздался негромкий звук, и поток теплого ветра ворвался в прохладный воздух контейнера. Я обернулся.
Ла Гэрта стояла в дверном проеме, в руке — вульгарный маленький автоматический пистолет.
— Я знала, что вы попробуете это. Мне бы пристрелить вас обоих. А может быть, всех троих, — сказала она, посмотрев на Дебору, потом — снова на меня. Потом увидела лезвие ножа в моей руке. — Ха! Посмотрел бы на это сержант Доукс. Он был прав насчет тебя.
И она направила на меня пистолет, всего на полсекунды.
Этого было достаточно. Брайан двигался быстро, быстрее, чем я мог предположить. Все же Ла Гэрта успела выстрелить, и Брайан слегка оступился, втыкая лезвие ей в живот. Какое-то мгновение они так и стояли, а затем оба упали на пол без движения.
Небольшая лужица крови начала растекаться по полу, смешивая их кровь — Брайана и Ла Гэрты. Лужица была неглубокой, далеко не растеклась, но я отшатнулся от этой ужасной субстанции с ощущением, близким к панике. Я сделал всего два шага назад и наткнулся на нечто, издающее сдавленные звуки, соответствующие моему паническому настроению.
Дебора. Я сорвал ленту с ее рта.
— Господи Иисусе, больно, — сказала она. — Ради Бога, освободи меня от всего этого и хватит вести себя как сумасшедший.
Я посмотрел на Дебору. От ленты вокруг губ остались кровоподтеки, ужасная красная кровь, от которой у меня перед глазами снова появился тот давний контейнер с мамой. И в нем лежит она — прямо как мама. Как в последний раз, с прохладным воздухом в контейнере, поднимающим волосы у меня на затылке, и темными тенями вокруг нас, болтающими друг с другом. Точно как в последний раз, она лежала, вся перевязанная лентой, глядя и ожидая чего-то вроде…
— Черт возьми, — снова заговорила Дебора. — Давай, Декс. Освободи меня.
Однако в этот раз у меня есть нож, а она по-прежнему беспомощна, и я сейчас могу все изменить, я могу…
— Декстер? — сказала мама.
То есть Дебора. Конечно, я имею в виду ее. Совсем не маму, которая оставила нас на этом самом месте, прямо здесь, оставила нас на этом месте, где все началось, а сейчас наконец могло закончиться. И возможный финал, горящий и абсолютно обязательный, обрел вид всадника, скачущего на крупном вороном коне в прекрасном свете полной луны, в сопровождении шепота тысячи внутренних голосов: Сделай это. Сделай сейчас. Сделай, и все изменится. Изменится к лучшему. Как тогда…
— Мама? — произнес кто-то.
— Декстер, давай, — говорит мама. То есть Дебора. А нож уже поднимается. — Декстер, ради Христа, прекрати! Это я! Дебби!
Я кивнул. Конечно, это Дебора, но я не мог остановить нож.
— Я знаю, Деб. Мне правда очень жаль.
Нож поднимался все выше. Теперь я мог только наблюдать за ним, он не остановится ни за что на свете. Небольшой кусок паутины Гарри все еще касался меня, требуя, чтобы я сосредоточился, пришел в себя, но он был так мал и слаб, а Жажда так велика и сильна, сильнее, чем когда-либо, потому что в ней сошлось все — начало и конец, и она поднимает меня и несет по туннелю, соединяющему мальчика в луже крови и последний шанс сделать все правильно. И все должно измениться: должно воздаться маме, чтобы она увидела, что сделала. Потому что мама должна была нас спасти, и в этот раз все будет иначе. Даже Деб должна это увидеть.
— Опусти нож, Декстер.
Теперь ее голос стал немного спокойнее, но те, другие голоса звучали настолько громче, что я с трудом ее слышал. Я попытался опустить нож — правда, всего на несколько дюймов.
— Извини, Деб, я просто не могу, — с трудом произнес я, пытаясь бороться с множащимся вокруг ревом, поднимающейся бурей, всем тем, что формировалось в течение двадцати пяти лет и сегодня должно соединиться моим братом и мной, словно грозовые фронты темной и лунной ночью…
— Декстер, — позвала наша безнравственная мама, которая оставила нас тут одних в ужасной холодной крови, и внутренний голос моего брата шептал в унисон с моим:
— Сука! — И нож поднимался все выше и выше. Откуда-то с пола донесся шум. Ла Гэрта? Не могу сказать, да и не важно. Я должен закончить дело, должен довершить его, должен позволить, чтобы это снова произошло.
— Декстер, — сказала Дебби. — Я твоя сестра. Ты не хочешь делать такого со мной. Что бы сказал папа?
Должен признать, это больно, но…
— Опусти нож, Декстер.
Еще какой-то шум позади меня, какой-то булькающий звук.
— Осторожно, Декстер! — крикнула Дебора, и я обернулся.
Детектив Ла Гэрта стояла на одном колене, задыхаясь, пыталась поднять неожиданно ставшее тяжелым оружие. Ствол все выше и выше, медленно, медленно — уже на уровне моей ступни, икры…
…какая разница? Все так или иначе произойдет, сейчас же, не важно как, даже если я уже вижу, как палец Ла Гэрты напрягается на спусковом крючке, все равно нож в моей руке не замедлит движения.
— Она сейчас тебя пристрелит, Декс! — как безумная закричала Деб.
А пистолет уже смотрел мне в пупок, лицо Ла Гэрты сжалось в гримасу чудовищного усилия, она действительно собиралась меня пристрелить. Я сделал полповорота в сторону Ла Гэрты, но мой нож все еще пробивал себе путь к…
— Декстер, — сказала мама Дебора на столе, однако Темный Пассажир крикнул громче, и вырвался вперед, и схватил меня за руку, и направил нож вниз…
— Декс!..
— Ты хороший мальчик, Декс, — прошептал Гарри из-за плеча своим бархатным, но твердым призрачным голосом, и этого хватило, чтобы конвульсивно остановить движение ножа.
— Не могу, — прошептал я в ответ, все больше срастаясь с рукоятью дрожащего лезвия.
— Выбирай… КОГО… убиваешь, — говорил его жесткий взгляд голубых глаз, который я узнал в точно таких же глазах Деборы, и взгляд их настолько силен, что отводит нож на полдюйма в сторону. — Существует масса народу, кто этого заслуживает, — говорит Гарри мягко, перекрывая поднимающийся изнутри злобный панический ропот.
Кончик ножа поколебался и замер на полпути. Пассажир не мог дожать его вниз. Гарри не мог отвести. На том мы и встали.
Сзади я услышал неприятный звук, сильный глухой удар, а за ним — стон, так наполненный пустотой, что я будто ощутил его у себя на шее — шелковый шарф на паучьих ногах. Я повернулся.
Ла Гэрта лежала с пистолетом в вытянутой руке, пригвожденная к полу ножом Брайана, нижняя губа прикушена, глаза излучают боль. Брайан стоял на коленях перед ней, наблюдая, как ужас изменяет ее лицо. Он тяжело дышал через свою темную улыбку.
— Мы приберемся, братишка? — спросил он.
— Я… не могу, — ответил я.
Шатаясь, мой брат встал на ноги прямо передо мной, покачиваясь из стороны в сторону.
— Не могу? — Еще один вопрос. — Не думаю, что мне знакомо это слово.