– А за доплату я готов всю жизнь натаскивать щенков.
Фалалей засмеялся, обнажив редкие короткие зубы. Глупо-беззащитный вид его помешал Самсону рассердиться. Да и по возрасту Фалалей не далеко ушел от него, на вид этому круглолицему молодому человеку можно было дать лет двадцать пять, волосы стрижены бобриком, густая, чуть удлиненная бородка, пышные усы. Самсону новоявленный наставник внушал доверие.
– Вот со стихов и начните, – предложила Ольга, поднимаясь.
Гулянье достигло уже такой степени, что говорили все разом и никто никого не слушал. Не попрощавшись со своим юным сотрудником, госпожа Май в сопровождении рыбоглазого помощника покинула банкетный зал.
На освободившееся место тут же плюхнулся Фалалей.
– Так вы – поэт? Прочтите что-нибудь.
Самсон шепотом продекламировал свои лучшие строки о бледном призраке и скакуне. Фалалей, едва не распластавшись животом над тарелками и судками, достал из вазы апельсин и пытался сделать так, чтобы апельсин докатился до бутылки и, отскочив, вернулся к нему.
– Хотите анекдот? – предложил Фалалей. – Тетушка рассказывает маленькому племяннику: «Представь себе, Ванечка, вчера, когда я от вас так поздно уходила, я увидела на улице мужчину. Как я побежала! » – «Ну и что, тетя, ты его поймала? »
Он расхохотался и вновь покатил апельсин к бутылке. Апельсин врезался в фужер с шампанским и опрокинул его на брюки музыкального обозревателя. Оскорбленный обозреватель вскочил и бросился вон из зала.
– Пошел в бильярд резаться, – злорадно сообщил Фалалей, – так ему и надо, хоть я и не специально его облил. Но случай есть Божья месть – брал в долг у меня три рубля еще в прошлом году, а до сих пор не возвратил.
– Он, наверное, нуждается, стеснен в средствах, – откликнулся Самсон, обиженный равнодушием Фалалея к своим стихам.
Но тот, с сожалением глядя на закатившийся апельсин, сказал:
– Если бы вы лучше знали теорию господина Фрейда, то стихов таких не писали бы. Ведь вы в них будто голый, понимаете?
– Нет, не понимаю, – Самсон побледнел, – а кто такой Фрейд?
– Тихо, вставайте и идите за мной в бильярдную, – зашипел Фалалей, – а то на вас, кажется, Синеоков глаз положил, как бы не пристал. А в бильярдную он не явится. Там, видите ли, потом пахнет.
И господин Черепанов повлек Самсона в бильярдную. Там, мельком взглянув на Лиркина и Арцыбашева с киями в руках, он потащил стажера к окну.
– Понимаете, мой юный друг, я человек опытный и много на своем веку повидал. Так что не тушуйтесь. Ольга вас соблазнила? Поймала, так сказать?
– Нет, – Самсон растерялся, – я только вчера приехал.
– Слава Богу, – махнул рукой Фалалей, – но все равно. О чем же ваши стихи? Ваши стихи о том, что вы попали в сети к опытной женщине старше вас и вступили с ней в порочную связь. Раненько, скажу вам, раненько.
Самсон открыл рот.
– Фрейд здесь прет изо всех щелей, – продолжил пьяный наставник доверительно, – но вы не виноваты. Слух надо развивать. Ведь какие неприличные сочетания звуков вы нагромоздили!
– Какие? – Юный поэт похолодел. – Я ничего такого не хотел.
– Верю, дружок, верю, но куда ж денешься от истины? Как там у вас в третьей строке? «И бледный призрак в ночь лихую». Мороз по коже! А в начале второй? «И буду ласк твоих алкать». Ужас!
– А почему же господин Либид мне ничего об этом не сказал? – растерялся Самсон.
– Господин Либид? – Фалалей закусил губу. – Откуда его знаешь?
– В поезде познакомились. – Самсон обрадовался, что наставник перешел на «ты».
– В карты играли?
– Играли.
– И он тебя к Ольге направил?
– Откуда вы знаете?
– Из своих источников. Кое-что о его проделках слышал. Впрочем, он мастер по Фрейду, так что будь с ним осторожен.
– А он мне понравился, – признался огорченно Самсон, – хотя на вокзале меня оставил… А что вы думаете о вчерашнем убийстве извозчика?
– Якова-то? – Фалалей усмехнулся. – Его фамилия Чиндяйкин. Молодой парень. Бороду нацепил по указанию хозяина, чтобы солидней выглядеть. Устроился на извозный двор недавно, после того как выгнали с завода. После стачки лютовал заводчик. Парень без средств остался. В полицейской хронике «Петербургского листка» сегодня вычитал.
– А его брат? – разочарованно спросил Самсон.
– Дорогой Нарцисс! – Фалалей хлопнул юношу по плечу. – При чем здесь брат? Святочные выдумки, приманка для читателей. Давай-ка выпьем за дружбу!
Но выпить они не успели. Дорогу в банкетный зал им преградила группа возбужденных мужчин. Впереди шел пунцовый Сыромясов-Элегантес с блюдом апельсинов у пуза, за ним шествовали переводчик Платонов, великолепный Эдмунд, злобный Мурыч с брюзгливой гримасой на лице, барышни.
– Освободите пространство! – закричал, подскакивая к бильярдному столу и размахивая пенсне, переводчик Платонов. – Будет игра апельсинами. Господин Либид с нашей звездой Михаилом Арцыбашевым!
Самсон застыл рядом с Фалалеем. В зале началась невообразимая суета, рыжий Лиркин с досадой бросил кий на сукно и скрылся. Его партнер, приложив ладонь к ушной раковине, спросил беспокойно:
– Повторите, что вы сказали?
– Господин Арцыбашев глух как тетерев, – шепнул своему стажеру Фалалей.
Эдмунд потянул кий из рук Арцыбашева, и растерянный писатель ретировался из бильярдной в разоренную банкетную залу.
– Итак, – возвестил Сыромясов-Элегантес, – приступаем.
Самсон издалека наблюдал за потешной игрой стройного, полнеющего, но все еще ловкого Эдмунда и неуклюжего Сыромясова: апельсины катились по сукну зигзагами и в лузу пролезали с трудом, после вталкиваний кулаком, – этим занимались хохочущие Аля и Ася. Платонов аплодировал, Мурыч шипел, Фалалей посмеивался. Едкий апельсиновый аромат наполнил бильярдную.
Когда на столе остались два фруктовых шара, Ася и Аля исчезли.
Наблюдатели столпились вокруг стола в ожидании решающих ударов.
Первым бил дон Мигель – несмотря на то что он пыхтел как паровоз и долго прилаживался для удара, – апельсин прокрутился на месте и лениво откатился вбок. Торжествующий господин Либид картинно склонился и резкими тычками загнал оба апельсина в угловые отверстия – там они и застряли. Смурной Мурыч кулачищем запихал оба шара в сетки.
– С победой Эдмунда! – послышались голоса. – Приз победителю! Шампанского сюда! Нет, водки! Качать героя!
Журналистская братия бросились к господину Либиду, и через миг изумленный Самсон увидел, как его дорожный друг взлетает к потолку. Смугло-розовое лицо победителя искажала гримаса смешанных чувств – видимо, пьяные руки не слишком бережно впивались ему в ребра.