Оскар же, вспомнив наставления матери, побледнел, и хмель сразу соскочил с него.
— Вот и приехали, господа, — заявил Пьеротен, останавливая лошадей у красивой ограды.
— Приехали? — спросили в один голос художник, Жорж и Оскар.
— Что за чудеса! — удивился Пьеротен. — Как же, господа? Ведь вы же все бывали здесь? Это же и есть Прэльский замок.
— Ну ладно, ладно, друг мой, — сказал Жорж, к которому вернулась обычная самоуверенность. — Мне нужно на ферму Мулино, — добавил он, не желая открывать своим спутникам, что его цель — замок.
— Вон что! Вы, стало быть, ко мне пожаловали? — спросил дядюшка Леже.
— Как так?
— А я и есть арендатор Мулино. Чем могу служить, полковник?
— Хочу попробовать ваше масло, — ответил Жорж, поспешно схватив свой портфель.
— Пьеротен, — сказал Оскар, — доставьте мои вещи к управляющему, я пойду прямо в замок.
И Оскар решительно зашагал по тропинке, хоть и не знал, куда она ведет.
— Эй! Господин посол! — крикнул ему вслед дядюшка Леже. — Вы так в лес забредете! А в замок — надо сюда, вот в эту калитку.
Оскару пришлось последовать его указаниям, и он с чувством полной растерянности вступил на широкий двор зáмка, посреди которого раскинулась огромная клумба, опоясанная цепями на столбиках. В то время как дядюшка Леже разглядывал Оскара, Жорж, сраженный тем, что хозяином Мулино оказался этот пузатый фермер, скрылся с такой прытью, что, когда удивленный толстяк обернулся, ища своего полковника, того уже и след простыл. По требованию Пьеротена ворота распахнулись, и он с горделивым видом понес в сторожку бесчисленные свертки с кистями, красками и прочими принадлежностями великого Шиннера. Увидев, что Мистигри и художник, свидетели его бахвальства, располагаются в зáмке, Оскар окончательно пал духом. Пьеротен быстро выгрузил поклажу художника, вещи Оскара и еще чей-то изящный кожаный чемодан, который он с таинственным видом вручил жене привратника; затем, щелкая кнутом, вернулся и покатил дальше по лесной дороге в Лиль-Адан, причем на лице его блуждало то хитрое выражение, какое бывает у крестьянина, подсчитывающего барыши. Теперь он был вполне счастлив — завтра он, наконец, получит вожделенную тысячу франков.
Оскар, все еще растерянный, бродил вокруг клумбы, ожидая, чтó будет дальше с его двумя спутниками, как вдруг увидел г-на Моро, который вышел из так называемой кордегардии и стал спускаться с высокого крыльца. На нем был длинный до пят синий сюртук, желтоватые лосины и ботфорты, а в руках он держал хлыст.
— Вот и ты, мой мальчик? Как здоровье твоей милой маменьки? — спросил он, беря Оскара за руку. — Здравствуйте, господа, вы, вероятно, живописцы, относительно которых нас предуведомил господин Грендо, архитектор? — обратился он к художнику и к Мистигри.
Поднеся ко рту ручку хлыста, он дважды свистнул. Показался привратник.
— Отведите этим господам комнаты четырнадцатую и пятнадцатую, госпожа Моро даст вам ключи; покажите им дорогу, они не знают; вечером затопите камины, если там холодно, и отнесите туда их вещи! Я получил приказ от его сиятельства предложить вам столоваться у меня, господа, — продолжал он, снова обращаясь к художникам. — Мы обедаем в пять, как в Париже. Если вы любите охоту, то вам здесь не будет скучно, у меня есть разрешение от Лесного ведомства: здесь можно охотиться на двух тысячах арпанах леса, не считая наших собственных земель.
Оскар, художник и Мистигри, все трое равно пристыженные, переглянулись, но, верный взятой на себя роли, Мистигри воскликнул:
— Наплевать! Семь бед — один обед!
Молодой Юссон последовал за управляющим, который торопливо увлек его в парк.
— Жак, — обратился он к одному из своих сыновей, — поди скажи матери, что приехал Оскар Юссон, а мне придется сходить ненадолго на ферму Мулино.
Управляющий, мужчина лет пятидесяти, был брюнет, среднего роста и казался очень суровым. Глядя на его желчное лицо, отличавшееся благодаря деревенскому образу жизни яркими красками, можно было сделать ложный вывод о его характере. Все способствовало такому неправильному заключению. В волосах у него уже мелькала седина. Синие глаза и большой крючковатый нос придавали ему мрачный вид, тем более что глаза были посажены слишком близко к переносице; но для человека наблюдательного его толстые губы, овал его лица, мягкость в обращении свидетельствовали о доброте. Оскар чувствовал к нему большое уважение, вызванное его решительным характером, резкой речью и проницательностью, объясняющейся любовью, которую он питал к сыну г-жи Клапар. В присутствии управляющего Оскар всегда чувствовал себя мальчишкой, так как мать приучила его высоко ценить г-на Моро, но по приезде в Прэль его охватило какое-то беспокойство, словно он ждал неприятностей от этого отечески расположенного друга, единственного своего покровителя.
— Что это, Оскар, ты словно недоволен, что приехал сюда? — сказал управляющий. — А время ты здесь проведешь недурно: научишься ездить верхом, стрелять, охотиться.
— Я не умею, — промямлил Оскар.
— Так ведь я тебя для того и пригласил, чтоб научить всем этим премудростям.
— Маменька наказывала мне не оставаться здесь больше двух недель, а то госпожа Моро…
— Ну, там видно будет, — ответил Моро, слегка задетый тем, что Оскар усомнился в его супружеской власти.
Тут к ним подбежал младший сын Моро, пятнадцатилетний подросток, складный и резвый.
— Вот тебе товарищ, — сказал ему отец, — отведи его к матери.
И управляющий быстрым шагом направился к сторожке, находившейся на границе между парком и лесом.
Флигель, отведенный графом управляющему, был построен за несколько лет до революции крупным подрядчиком, купившим знаменитые владения Кассан, где известный откупщик государственных налогов Бержере, несметно богатый и прославившийся своей роскошью не меньше, чем Бодары, Парисы и Буре,
[42]
разбил сады, провел речки, построил загородные дома, китайские беседки и потратил уйму денег на прочие разорительные затеи.
Этот флигель, стоявший в большом саду, огороженном стеной, примыкавшей с одной стороны ко двору, где находились службы Прэльского зáмка, некогда выходил на главную деревенскую улицу. Купив имение, отец г-на де Серизи разобрал ограду со стороны сада и заделал калитку, которая вела в деревню, присоединив таким образом флигель к прочим службам. Он снес другую стену и тем самым расширил парк, прибавив к нему все сады, приобретенные в свое время откупщиком, желавшим округлить свои владения. В доме управляющего, выстроенном из тесаного камня, в стиле Людовика XV (а это значит, что все его украшения сводились к оконным наличникам и к прямым, строгим канелюрам, как на колоннадах площади Людовика XV), в первом этаже была прекрасная гостиная, смежная со спальней, и столовая, смежная с биллиардной. Эти симметрично расположенные апартаменты разделялись лестницей, перед которой была небольшая площадка с колоннадой, служившая передней; богато украшенные двери в гостиную и столовую были расположены друг против друга. Кухня помещалась под столовой; на крыльцо вела каменная лестница в десять ступеней.