Тираны. Книга 1. Борджиа - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Остапенко cтр.№ 46

К тому времени, когда она добежала, в спальню успели набиться слуги. Санчия что-то верещала, твердя, что Альфонсо отбросил ее со своего пути. Сам Альфонсо снова лежал на постели, и судя по тому, как он бился в руках лакеев, водворили его туда силой. От вида истерзанного, изуродованного калеки, сражающегося с такой звериной яростью, Лукреции захотелось кричать. Без слов — просто открыть рот и кричать, кричать, кричать, пока она не охрипнет и не оглохнет от собственных воплей.

— Руки прочь, — прошипела она, подлетая к кровати.

Слуги тотчас отступили, с готовностью предоставляя свихнувшегося хозяина заботам его жены. Альфонсо обмяк, и Лукреция порывисто его обняла, стараясь не слишком сдавливать изрезанное тело, содрогавшееся от малейшего неосторожного прикосновения.

— Все хорошо, — сказала она. — Все хорошо, Альфонсо, успокойся. Умоляю тебя. Не надо.

— Ты ему веришь, — хрипло ответил ее муж. Один из ударов пришелся в горло, и его голос тоже уже никогда не будет прежним. Ничто уже не будет прежним. — Ты веришь этому ублюдку, он совсем задурил тебе голову. Он и ваш проклятый отец.

— Ш-ш. Ты сам не понимаешь, что говоришь, любимый. Ты еще очень болен.

— Болен, — что-то похожее на усмешку раздвинуло его порубленные губы. — Я не болен, Лукреция, я уничтожен. Альфонсо Арагонского больше нет. Эта груда кровавого тряпья — не Альфонсо Арагонский, которого ты любила.

— Любила, — сказала она, бережно накрывая ладонями его лицо. — Люблю. Не перестану любить никогда.

— И он мне этого не простит, — прошептал Альфонсо и закрыл глаза, вконец измученный борьбой с ней и с собственным телом.

Лукреция так хотела поцеловать его, но не могла. Она попыталась около недели назад, и он чуть не ударил ее.

— Альфонсо, мы об этом уже говорили. Чезаре не причастен к покушению на тебя. Я ведь говорила… — она осеклась, огляделась. Слуги потихоньку вышли, Санчия тоже убежала, воспользовавшись возможностью — брат невообразимо ее пугал, а уход за ним утомлял. Никого не осталось рядом с Альфонсо, кроме Лукреции. И она продолжила: — Я говорила про фигурку быка. Если бы Чезаре правда желал твоей смерти, он бы убил тебя собственными руками. Голыми руками, Альфонсо. Он всегда делает так, если по-настоящему ненавидит.

— И твоего брата Хуана он тоже так убил?

— Нет! Он не убивал Хуана! Господи, да почему ты видишь в нем дьявола? Почему двое мужчин, которых я люблю больше всего на свете, так ненавидят друг друга?! — в отчаянии выкрикнула она, и Альфонсо тут же подхватил:

— Вот видишь? Ты сама понимаешь, что Чезаре считает меня врагом.

— Нет, я… я не то хотела сказать…

— Ты не хочешь видеть, — обессилено прошептал он. — Не хочешь верить. А я просто знаю. Когда он сегодня пришел сюда и увел тебя вниз, он посмотрел на меня и… Лукреция, обещай мне одну вещь.

— Альфонсо, послушай, ты слишком…

— Лукреция!

— Хорошо, хорошо, обещаю! Что ты хочешь?!

В ее голосе прорвалось раздражение, вызванное усталостью, горечью, никак не ослабевающим горем. Если бы она только знала. Если бы знала хоть что-нибудь наверняка — и уже все равно, что именно! Все равно, какой ответ она может получить, лишь бы он был определенным и не содержал в себе лжи.

— Обещай, — сказал Альфонсо, — что поверишь мне, если завтра меня найдут мертвым. Что поверишь и отомстишь.

Она подумала о Чезаре, вспомнила его полную неподвижность и то, как он, зажимая рану на виске, смотрел на окно, из которого только что вылетела его смерть. Он делает это только собственными руками. Только в приступе бешенства и собственными руками. Он — бык.

И Лукреция сказала:

— Обещаю.

В ту ночь она впервые решила внять уговорам Чезаре, Санчии и отца и ушла в другую комнату на всю ночь, оставив мужа заботам сиделок. Она уснула, едва голова коснулась подушки, и проспала беспробудным сном десять часов подряд. Разбудил ее тревожный, горестный крик, разносящийся по спящему дому. Едва занималась заря, розовые солнечные лучи только-только коснулись вершины холма Квиринал, но тело Альфонсо Арагонского, второго мужа Лукреции Борджиа, уже успело остыть. Он лежал, запрокинув голову, широко разинув рот и выпучив остекленевшие голубые глаза. Рядом на кровати валялась небрежно брошенная смятая подушка. А на посиневших руках отчетливо виднелись ссадины, и даже темная корка чужой запекшейся крови под ногтями. Он дрался до последнего вздоха.

Лукреция подошла к его постели, села на пол и выплакала все глаза.

На погребальную мессу она не пошла. Слуги шептались по углам, качали головами, сокрушались, что молодой господин отошел без последнего причастия и без исповеди, а стало быть, путь на небеса для него закрыт. Лукреция не верила в небеса, но верила в ад, и знала, что он куда ближе, чем думает большинство людей. Только руку протяни… а впрочем, даже и не протягивай — ад сам дотянется до тебя.

Она заперлась в своей спальне, велев не пускать к ней никого, кроме Чезаре. Она не сомневалась, что он придет, примчится тут же, едва узнает, и вслушивалась в шум улицы за окном, пытаясь разобрать в повседневном гуле стук копыт его коня. Так она вслушивалась, жадно ловя эхо его шагов, в далеком детстве, когда они разлучались на несколько дней или недель, и она бегала по комнатам, выглядывая в окна от нетерпения, не в силах присесть, зная, что вот-вот он приедет. Сейчас Лукреция сидела не шевелясь, сложив руки на коленях. Перед ней стояла бутылка вина и две чаши, полные до краев. Когда Чезаре придет, она попросит, чтобы он выпил с нею за упокой души ее мужа. Они выпьют одно и то же вино вместе, и она будет глядеть в его глаза, не отрываясь. А когда он упадет, она поцелует его почерневшие от вина губы, возьмет его кинжал и вонзит себе в грудь.

— Добрый день, монна Лукреция.

Она обернулась. Все, что случилось, выжгло ее дотла, и потому удивления она не почувствовала. Только шевельнулась в груди глухая досада от того, что сейчас, когда она не в силах следить за работой прислуги, та вконец распустилась и не может выполнить самый простой приказ. Она же велела никого сюда не пускать, кроме…

— Ты издеваешься надо мной, называя такой день добрым, — сказала Лукреция, глядя на женщину, которую знала под именем Кассандра, женщину, которую привел к ней ее брат. — Я могу приказать слугам, чтобы они высекли тебя за это.

— Ваши слуги не всегда выполняют ваши приказы, — сказала Кассандра, словно прочтя ее мысли. Если бы она улыбнулась при этом, Лукреция вскочила бы, вцепилась бы ей в лицо и силой влила вино, предназначавшееся ее брату, в этот проклятый лживый рот. Лживый… она замерла.

Женщина подошла ближе и тронула кончиком пальца край чаши с вином. Ногти у нее были короткие и сероватые, но чистые. «Какие странные руки у нее, — отрешенно подумала Лукреция. — Не руки знатной дамы, но и не руки мещанки или крестьянки. Странные, как и все в ней. Где же я ее видела прежде?»