– Где моя жена? – повторил Илья. – И Лиза с Мишкой? Если знаешь – скажи, мне нужно знать.
– Нет у тебя жены, – отозвался отец. Он по-прежнему смотрел в сторону, на ствол старой ели. – И детей нет. С Ольгой тебя развели, вас обоих родительских прав лишили, Лиза и Мишка уже в детдоме. Ольгины родители Лизу забрать хотели, но им отказали с формулировкой «неблагополучная семья». А Ольга… Я не знаю, честное слово. Я ее родителям звонил, Тамара Ивановна меня послала куда подальше – и весь разговор. Но в больнице Ольги уже нет. Я медсестре из хирургии заплатил, она сказала, что домой на долечивание выписали, а как там на самом деле – я не знаю. Доволен?
В голосе отца появилась злость и даже обида, теперь настала очередь Ильи рассматривать окружающий пейзаж. Развод, лишение прав, детдом, Ольга неизвестно где – финал истории предсказуем. Но хоть живы все, а сейчас и это немало.
– Мне сказали, ты двоих убил, – эти слова отцу дались нелегко. Илья кивнул в ответ, решив не уточнять общее количество тех, кому он помог покинуть этот мир.
– Кто это был? – в ответ снова нечего сказать.
– Не знаю. Я застал их в своей квартире. Они сломали дверь и ждали меня. Я успел первым. Кто скажет, что это неправда? Так все и было, к сожалению, свидетелей не осталось, подтвердить некому.
– Дальше что? Так и будешь бегать от них всю жизнь? – раздался щелчок карабина. Потерявшая бдительность Хельма оказалась на привязи, но ничуть не расстроилась, сидела рядом и крутила головой, глядя то на старого хозяина, то на молодого.
– Не те ли, что в машине у моего дома сидели? – спросил отец. – Что-то давненько их не видно. А то приходили, вопросы всякие задавали – не видел ли я тебя, не звонил ли, не собираешься ли ты ко мне в гости. Потом, месяц назад примерно, как отрезало – никого, надоел я им. А дней десять назад снова здоро́во: притащились, вежливые такие, в костюмчиках, духами пахнут, как девки. И вопросы те же задавали: не знаю ли я чего, а если знаю, то не хочу ли рассказать. На условиях полной конфиденциальности и гарантий неприкосновенности. За вознаграждение.
– И что? – рассеянно спросил Илья.
– Хельму на них спустил, – отец потрепал собаку по загривку. – Потом еле успокоил. Ищут тебя, и не менты. Хотя и они тоже.
– Я знаю, – отозвался Илья, расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана деньги, протянул их отцу. Тот стоял неподвижно, смотрел на показавшуюся из-под куртки сына кобуру с торчащей из нее черной рукоятью «ТТ», потом перевел взгляд на деньги.
– Это что? – спросил так, словно видел впервые в жизни.
– Бери, – Илья затолкал пачку в карман отцовского пуховика. – Пусть будут, пригодятся.
И отступил назад. Хельма вскочила, кинулась следом, но натянувшийся поводок отбросил ее назад.
– Ты вернешься? – вопрос из разряда ритуальных, оба понимают, что для Кондратьева Ильи обратной дороги теперь нет. И самого Кондратьева Ильи не существует, его старый паспорт давно гниет в недрах московской канализации, а Андреев Илья – это совсем другой человек. Безжалостный, сильный, не готовый уступать и прощать, он не собирается красиво умирать, он хочет жить, и жить как человек, а не загнанная в вонючий подвал крыса. Впереди полно дел, он нашел врага, осталось только подобраться к нему на расстояние выстрела, а лучше ближе, как можно ближе, чтобы сначала обсудить кое-что. Но об этом отцу знать не надо, и не потому, что под давлением он может и проболтаться, и охрана спрячет господина председателя совета директоров «Трансгаза» в бункер, рассчитанный на прямое попадание ракеты с ядерной боеголовкой. Просто пока жив Меркушев, они с отцом чужие друг другу люди, а дальше как карта ляжет.
– Как получится, – Илья, не оглядываясь, зашагал прочь. В спину ему раздался сначала скулеж Хельмы, потом ее лай, потом стало тихо. Он прошел по своим следам, выбрался на тропинку и зашагал по ней в противоположную сторону от грохотавших за деревьями электричек, от станции, куда приехал два часа назад, к дороге, ведущей к МКАД.
* * *
В кабинете на этот раз было холодно и сумрачно, сам спец выглядел неважно. И без того бледное, сегодня его лицо приобрело явно сероватый оттенок с переходом в синеву под глазами, на белках сонных глаз просматривались красные прожилки. Тарасов, увидев входящего в кабинет Илью, торопливо допил содержимое чашки и спрятал ее за жалюзи на подоконнике. Выпрямился за столом, подвинул к себе зеленую пластиковую папку с бумагами, включил ноутбук. Илья уселся напротив и ждал, пока специалист соберется с мыслями. Тому понадобилась еще пара минут, он перебрал и аккуратно сложил бумаги, проверил что-то на мониторе ноутбука и приступил к докладу.
– По вашему заданию я провел необходимые следственные действия, назовем их так, получил доступ к архиву вашего города и архиву МВД. Провел необходимые мероприятия, встретился с бывшими сотрудниками органов, с другими свидетелями, коих оказалось достаточно, чтобы я мог сделать окончательные выводы и заключения по интересующему вас вопросу. Ваши догадки подтвердились, маньяк существовал, на его счету двадцать три жертвы. Все они в возрасте от пяти до четырнадцати лет, одиннадцать человек из местного детдома, остальные – несовершеннолетние бомжи и бродяги.
– Почему из детдома? – Илья задал первый пришедший в голову вопрос.
Тарасов с ответом не торопился, извлек из папки первый лист и подал его Илье. Тот взял его – это оказалась ксерокопия старого документа, исходник был напечатан на машинке и представлял собой список. Фамилии, имена, даты рождения – всего в реестре оказалось более пятидесяти человек. Илья не стал его дочитывать, посмотрел на «шапку» документа. «Каляевский детский дом-интернат». Да, есть такой поблизости, от города до него километров семь. Рядом еще развалины монастыря и церковь, приспособленная под котельную для этого самого дома-интерната. Бывали, видели, спец не врет, он действительно там был. Илья поднял голову от распечатки, а Тарасов протягивал ему уже другой лист – обычный, формата А4, текст напечатан на принтере.
– А это жертвы вашего маньяка. Можете сами убедиться – номера девятый, шестнадцатый, двадцать третий, сорок второй, – по памяти перечислял Тарасов.
Илья держал в руках уже две ксерокопии, смотрел то в одну, то в другую. Да, он прав: например, Гусаченко Ирина фигурирует в обоих списках, на момент попадания во второй ей было десять лет. Кулычева Елена тоже упоминается дважды, ей было девять. Новикова Марина – двенадцать, Мартынова Юля – пять. «Уж не с ней ли Наташка тогда Меркушева застукала?» Илья положил бумаги на стол, почувствовал, как взмокли ладони. «Лиза и Мишка в детдоме», – от одной мысли по коже прошел мороз. «Не дай бог», – Илья прикрыл глаза и положил руки на колени, сжал кулаки и проговорил:
– Вам удалось выяснить, как это стало возможным?
– Разумеется, – Тарасов передал клиенту очередную бумагу. На этот раз подлинник, написана от руки, на обороте под текстом несколько подписей и дата – два дня назад.
– Это показания бывших сотрудников интерната, – пояснил следак. – С директрисой, к сожалению, поговорить не удалось – не успел. Я нашел ее, собирался подъехать внезапно, но кто-то предупредил ее, и она повесилась в кладовке собственного дома. Хороший дом, крепкий, двухэтажный, хоть и не новый. Да и тетенька немолода была, за семьдесят ей зашкалило. Подозреваю, что сработали ее старые связи с кем-то из органов. Кстати, достоверно известно, что начальник местного УВД после каждого убийства получал «взнос» наличными, суммы хватало, чтобы просто оформлять тела как неопознанные и побыстрее избавляться от них. Все, как я и предполагал, – маньяк был местным жителем, и достаточно обеспеченным, чтобы уйти от наказания. В докладе все указано подробно. Можете здесь прочитать или с собой забрать, как вам будет удобно.