Фартовый чекист - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 2

– Да что вы такое говорите! – выкрикнула Анастасия Сергеевна, и в глазах ее мелькнула тревога. – Не станет мой брат стрелять в народ. Не станет! Мы совсем по-другому воспитаны.

– Про воспитание ваше ничего не знаю и знать не хочу, – отрубил Сидорчук. – Только для родственника вашего лучше будет, если он и взаправду на германской погиб. А ежели нет, то лучше бы ему сюда никогда не возвращаться, потому что с эксплуататорами трудового народа и прочей контрой у нас будет разговор короткий. Пощады они не дождутся, не заслужили!

Женщина не нашлась, что ответить, но посмотрела на Сидорчука с некоторым недоумением. Она не испугалась, однако явно обеспокоилась – не за себя, а за своего постояльца. Ей уже начинало казаться, что такой сердитый гость за добром не приедет, и лучше бы было, если бы эти двое не встретились.

Наверное, именно поэтому Анастасия еще раз постаралась перевести разговор в более спокойное русло:

– Я слышала, что у вас в ЧК не церемонятся с врагами, но, уверяю вас, Егор Тимофеевич, мой брат не враг! Он смолоду сочувствовал революционным настроениям и даже имел из-за этого неприятности по службе. Да и стоит ли обрушивать на его бедную голову громы и молнии, когда неизвестно, жив ли он? Эта мысль не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Это моя непрекращающаяся боль, понимаете?

– А я не утешать вас приехал, – заявил Сидорчук. – Для меня вы никто и звать вас никак. Меня другое смущает. – Он резко взмахнул рукой. – Эх, да чего там! Значит, про брата вам ничего не известно. Ну а родители ваши?.. Вы одна тут живете?

– Родители мои погибли в Петрограде в семнадцатом при невыясненных обстоятельствах, – сказала Анастасия почти бесстрастно, как человек, давно свыкнувшийся с мыслью о неизбежной потере. – А это дом моей тетки. Она тоже умерла. У меня на руках, в начале этого года. Вот теперь я тут и живу в одиночестве. Спасибо, Николай Ростиславович согласился снять у меня комнату. Мне не так скучно, и все-таки какие-то средства к существованию. Сама-то я делать ничего не умею. – Она неловко усмехнулась и посмотрела на Сидорчука своими глубокими карими глазами.

От этого взгляда у него опять что-то перевернулось в груди, обдало крепким жаром. Подобные чувства мрачный и безжалостный Сидорчук испытывал настолько редко, что воспринимал их как позорную и коварную болезнь, неприличную для мужчины. Он намертво сжал зубы и глубоко втянул носом воздух. Сладкий морок постепенно уходил из груди.

– Это плохо, когда ничего не умеете, – назидательным тоном сказал Сидорчук. – Теперь слуг не будет. На всей земле останется только трудовой человек. Белоручек мы изведем, уж не обессудьте, барышня! Попили из нас крови, хватит!

– Да какой же крови?.. – Хозяйка дома тихо вздохнула. – Что вы такое говорите? У меня никаких слуг нет и никогда не было. За домом я сама присматриваю. Обед сварить, постирать – все сама. Я в другом смысле не умею. Работы ведь сейчас нет. К чему себя применить?

– А сейчас один путь – на всемирную революцию! – торжественно объявил Сидорчук. – Не найдете своей дороги – пропадете, барышня. Да что мы с вами все лясы точим? Вы мне дом покажите, все до последнего уголка.

Анастасия Сергеевна была удивлена, но не стала этого демонстрировать. Странному гостю, кажется, действительно было крайне интересно, очень даже важно оглядеть дом. Он обошел все комнаты, сунул нос в каждый угол, даже взобрался на чердак и залез в подпол. При этом Сидорчук крякал, сопел и морщил лоб, напряженно о чем-то размышляя. Анастасия Сергеевна молча ходила за ним, теребя в пальцах платочек и чувствуя себя почти посторонней.

Небольшой конфуз случился в комнате Николая Ростиславовича, где гость углядел среди подушек что-то кружевное, никак не имеющее отношения к жилищу мужчины, особенно солдата. Находка заставила Сидорчука еще крепче сжать челюсти и мысленно отпустить в адрес боевого товарища крепкое ругательство. Но вслух он больше ничего не сказал, не попрощался с хозяйкой, вышел на крыльцо и там стал ждать нужного ему человека.

Отряд, сопровождавший его, рассыпался вокруг грузовика. Бойцы в кожаных куртках и фуражках с красной звездой на околыше смеялись и курили, забросив за спину винтовки с примкнутыми штыками. Тихая улица была пуста. Местные жители не рисковали высовывать наружу даже носа, гадая, надолго ли обосновались в их краях такие опасные люди. Сидорчуку не нравилось, что приходится крутиться здесь, на самом виду, но Николай Ростиславович не спешил возвращаться с прогулки.

Сидорчук уже собирался отправиться на поиски, как вдруг заметил человека, неторопливо бредущего вдоль забора. Тот был одет в старое пальто и кепку. Левая рука висела на черной тряпке, перекинутой через шею. Исхудавшие бледные щеки обрамляла бородка.

– Постнов! – крикнул Сидорчук, и его грубое лицо невольно расплылось в улыбке. – Постнов, чертяка!

Несмотря ни на что, он не смог в этот миг сдержать радости, видя старого товарища живым и почти здоровым. Егор Тимофеевич быстро пошел навстречу по грязи и лужам. Через минуту он уже сгреб раненого друга в объятья.

– Эй! Постой! Больно! – тихо сказал Постнов, стараясь выбраться из стальных тисков. – Ты все такой же медведь! А я, брат, никуда не гожусь. Раскис.

Сидорчук опомнился и отпустил Постнова. На его лице отобразилось смущение.

Он любовно придержал за плечи побледневшего товарища и прогудел смущенно:

– Ну, прости дурака! Совсем ведь забыл про твою руку! Вижу, идешь как ни в чем не бывало, вот и набросился. Нынче ведь времена какие!.. Сегодня разошлись, и уж не знаешь, даст ли бог свидеться завтра.

– Ты чего это про бога вспомнил? – прищурился Постнов. – На тебя не похоже.

– А! Видать, въелось в нас это старорежимное, враз не вытравишь! – с досадой сказал Сидорчук. – Оно даже тяжелее, чем оборону держать по всем фронтам. Ты, верно, слыхал, что в республике-то делается? Прет вражина со всех сторон! На Украине гетман никак не угомонится, на Печоре белогвардейщина голову поднимает, Деникин, Антанта… На самого Владимира Ильича, на дорогого вождя нашего, покушение совершено.

– Да, слыхал, – сказал Постнов. – Положение сложное. А я вот тут труса праздную. – Он с сожалением показал на перевязанную руку. – Стыдно!

– За рану, полученную в бою с врагами республики, стыдиться нечего! – с пафосом воскликнул Сидорчук, потом словно вспомнил что-то неприятное и добавил с неохотой: – Другого стыдиться надо…

Постнов вскинул голову, с интересом посмотрел на товарища и спросил:

– Ты это о чем? Не про меня ли это? Что-то я ничего не понимаю. Чего же мне еще стыдиться?

Сидорчук взглянул на него из-под насупленных бровей. К Постнову он всегда испытывал теплое, почти родственное чувство, как старший брат к младшему. Нравился он ему, даже несмотря на то, что происхождение у Постнова было не вполне пролетарское.

Николай родился в семье священнослужителя, отличался правильной, чересчур грамотной речью, интеллигентными чертами лица и деликатными манерами. Искупало эти недостатки то, что Постнов рано порвал с семьей, ушел из дома и целиком отдался революционной работе. Начинал у эсеров, был на баррикадах в девятьсот пятом, оказался в ссылке, бежал, в четырнадцатом вступил в РСДРП, брал в семнадцатом власть в Петрограде. В общем, биография у человека была хоть куда.