Лидия (горько). Типичный, говорите? Но мне-то от этого не легче. Я думала, что умру следом за ними. Так на это надеялась. Давление у меня всегда было повышенное, да и сердце пошаливало. Врачи говорили: нервы. Пару раз даже в больницу увозили с приступом. Это в мои-то годы! Все твердили: школа. Дети, мол, стали сложные, программа все время меняется, учитель живет в постоянном стрессе, отсюда и нервные срывы, проблемы с давлением. А как попала в психиатричку, сразу выздоровела. На голову заболела, а сердце, почки, печень, – все пришло в норму. Давление как у олимпийца, пульс каждый раз, как считать начнут, один и тот же. Терапевт сказал, что при таких параметрах я еще сто лет проживу. (Горько.) А она мне нужна, такая жизнь?
Врач. Поэтому вы и перестали принимать лекарства?
Лидия. Я хочу нервничать. Хочу переживать. Хочу назад свое высокое давление. Свое больное сердце. Память свою желаю вернуть, потому что, кроме нее, у меня ничего больше не осталось.
Врач. Успокойтесь.
Лидия. Я чудом оттуда выбралась, из дурки. Машеньке спасибо. Не знаю, отчего я с ней подружилась? Может, по дочке истосковалась? Вроде и не похожи. (С усмешкой.) Сошлись, старая дура и молодая. У нее своя болезнь, у меня своя. А лечат одинаково. Мы только друг другом и спаслись. Врачи знай таблетки в рот пихают да иглу в вену. Я-то ладно, жизнь все равно кончилась, а вот ее мне жалко стало. Молоденькая совсем. И такая хорошенькая! Сошлись мы, подружились. А потом вместе на волю вышли. С тех пор лет пять уже прошло. А может, и поболе. Ни она, ни я туда больше не попадали. В психушку.
Врач. Значит, не все в вас еще умерло. Вы спасли девушку, значит, полюбили ее.
Лидия. А вот здесь вы ошибаетесь. Никто мне Катю мою не заменит. Я никого не люблю. Слышите? Никого!
Врач. Но вы ведь сейчас не одна. Вам есть для кого жить.
Лидия. Это вы о Коле? (С усмешкой.) Неужто же думаете, что у нас с ним любовь? У нас с ним горе. У него свое, у меня свое. Так и спать ложимся, каждый в своем горе. Нет у меня никого.
Врач. Я бы настоятельно рекомендовал вам обратиться к врачу.
Лидия (удивленно). А вы кто?
Врач. Я – ваши мысли. Ваша совесть, если хотите. Ваш инстинкт самосохранения. Как только я исчезну, произойдет непоправимое. Вы опять отключитесь. Пока еще вы способны рассуждать здраво, раз вступаете в диалог, пытаетесь разобраться в ситуации. Но как только вы утратите это свойство, ваше сознание погрузится во мрак. Последствия я предсказать не берусь.
Лидия. Только не надо меня пугать. Я давно уже знаю, чего на самом деле надо бояться. Мой страх умер вместе с моим Сергеем и моей Катей. Запомните: я ничего не боюсь. Все самое страшное, что могло со мной случиться, уже случилось.
Врач. А они? Лева, Кит, Микоша… Выходит, все остальные – заложники вашей ненависти?
Лидия. Почему меня должна волновать их судьба?
Врач. А Машенька?
Лидия. Машенька… С ней все будет хорошо.
Врач. Вот видите! Вы это повторяете раз от раза, значит, это стало частью вас. Две мантры: «жизнь на этом не кончается» и «все будет хорошо». Повторяйте их почаще, и тогда все будет хорошо. К тому же у нас мораторий на смертную казнь.
Лидия. Жаль.
Врач. И я так думаю, но это уже частности. Постарайтесь взять себя в руки, а лучше выпейте лекарство.
Лидия (шепотом). Скажите, у меня начались галлюцинации?
Врач. Не думаю. К вам пришел гость. Он вполне реален. Бойтесь его.
Лидия. Которого?
Врач. Вы знаете. Вы единственная знаете это наверняка. Не ходите к нему. Не надо.
Лидия (со стоном). Но я не могу…
Врач. Вы ведь верите в Бога? Вы сами сказали, что верите. Считайте, что Господь послал вам испытание.
Лидия. Я хочу верить. Я пытаюсь. Но меня воспитывал отец, крупный партийный работник, и мать, завуч в той же школе, в которой потом работала и я. Оба они были атеистами. В детстве я не знала, что есть такой праздник: Пасха. Моя мать никогда не пекла куличей и даже на порог с ними не пускала. Она была суровая женщина. Я покрестилась лишь после аварии, в которой погиб Сережа. Мне было за тридцать, и на меня все смотрели косо. Рядом стояли счастливые родители с младенцами на руках, и я – великовозрастная дура в белой сорочке, несчастная, сомневающаяся, со свечкой в дрожащей руке, которая отчего-то все время гасла. Но я верила, что это мое спасение, и терпела. После смерти Кати я выучила наизусть все молитвы, какие только есть. Мой мозг не привык спать, и вся его энергия была теперь направлена на это. Учить молитвы, в которых так много непонятных слов. «Иже», «еси», «днесь». Я зубрила их, как в школе зубрила английский, с тем же чувством. Мне казалось, что, узнав этот язык, я перейду на новый, более качественный уровень жизни. И где же здесь вера, скажите? Когда я на коленях стою перед иконой, мне в голову лезут разные мысли. Я молитвы читаю, а думаю о картошке, которую надо полоть, о тесте, которое подошло, о Коле и еще бог знает о чем. Я все время упоминаю Бога всуе. И во время молитвы мне чудится суровое мамино лицо в углу, над иконой. Она глядит на меня с насмешкой и говорит: Лида, ведь ты же знаешь, что Бога нет. Я смотрю на икону, а вижу маму. И меня, похоже, ничто уже не спасет. Смешно, но в деревне меня за глаза зовут Монашкой. Да какая же я монашка? Я – учитель словесности, дочь завуча по внеклассной работе и партийного босса. И нет во мне ни смирения, ни…
Врач. Выпейте лекарство и ложитесь спать. Все будет хорошо.
Лидия (твердо). Да. И я теперь это знаю. Все будет хорошо…
Предчувствие
– Поздно уже, – сказала Лидия, глядя за окно в темноту. – К утру метель должна стихнуть. Тогда и думать будем на свежую голову. Незваные гости угомонились, и нам пора на боковую. Ты, Машенька, ляжешь с Левой в маленькой комнате, а мы с Колей здесь, в большой. А Микоше я на кухне постелю, на диване.
– Как скажешь, хозяйка, – обрадовался тот. На кухне – значит, к двери поближе. А в сенях хозяйкин тайник. Никто не помешает ему отправиться в экспедицию за спрятанным сокровищем. Микоша уже выработал план захвата беленькой и готовился привести его в исполнение.
– Мне все равно, – пожал плечами Лева. – В маленькой так в маленькой.
– Вы здесь не первый раз, знаете, где умыться, где уборная. Располагайтесь по-свойски, – гостеприимно сказала Лидия. – Машенька, помоги мне посуду на кухню снести, а вымоем мы ее завтра.
– Я могу и сегодня, – с готовностью поднялась та из-за стола.
– Сегодня не надо. Устали мы. Спать пора. Постель я вам с Левой приготовила. Снесем посуду на кухню, да ложись.
– Можно мне кофе? – попросил Лева.